Всемирный следопыт 1930 № 06

Небо над нами было еще чисто, но оттуда, словно развертывающееся ватное одеяло, надвигалась пелена облаков.

— Шторм?

— Засвистит, только держись. Рули домой…

Самому мне еще не приходилось наблюдать, как рыба сама приходит к рыбакам, но из рассказов Ерофеича я уже составил об этом некоторое представление. Случается это после восточных штормов, играющих для Сиваша роль гидравлического пресса. Взбаламучивая Азовское море, ветер нагоняет в Сиваш огромную массу воды, которая не помещается в его бассейне и выходит из берегов. Вместе с водой, будучи не в силах бороться с напором гигантских волн, идет и рыба. В поисках тихих мест она набивается во все прибрежные ямки. Когда шторм прекращается, вода начинает обратное движение, и притом с такой быстротой, что рыба за ней не поспевает, а может быть, и не догадывается это сделать. Она остается в ямках, иногда и прямо на отмелях. Вот тут и начинается ловля на сухом берегу: жители прибрежных селений вооружаются корзинами и отправляются на освободившиеся от воды поля собирать «урожай».

В этот раз шторм налетел с особой стремительностью. К вечеру зеркальный Сиваш стал неузнаваем — это было чудовищное месиво из воды и грязи. Гигантские валы приступом шли на отлогие берега, неся с собой ил, морскую траву, ракушки, рыбу. Был момент, когда односельчане Ерофеича не на шутку начали беспокоиться — вода грозила затопить деревню. Но, подступив к околице, наводнение пошло на убыль. Ветер стал ослабевать, а ночью прекратился совершенно. Восстанавливая уровень, Сиваш погнал лишние воды в Азовское море.

Когда мы с Ерофеичем вышли на прибрежное поле, оно уже было покрыто «жнецами». Мужчины, женщины и дети ходили по всем направлениям и собирали. Иногда рыба прямо валялась на земле, еще живая и трепещущая, но больше всего ее было в маленьких озерцах, образовавшихся в результате наводнения. Тут была и широколобая кефаль, и золотистая камса, и блинообразная камбала, а изредка попадались и небольшие осетры. Но больше всего было бычков — напоминая толстых червей, они копошились во всех ямках.

— Однако, этого добра у вас много, — заметил я.

— Навоз, а не рыба. — презрительно сказал Ерофеич. Бычки почему-то не пользовались его расположением.

— Но этот навоз был бы очень полезен, если бы его скармливали коровам. Ты не пробовал? — спросил я.

— Кормить скотину бычками? — широко открыл Ерофеич глаза.

— А что же такое? На севере коровы едят треску, почему бы вашим не есть бычков? Сена у вас не очень много.

Китайпы ловят рыбу с помощью дрессированных бакланов.

Убедившись, что я не шучу, Ерофеич схватился за эту идею, но тут наше внимание было привлечено толпой ребятишек. Что-то крича, они неслись вдоль берега по направлению к нам.

— Папанька — затараторил десятилетний сынишка Ерофеича, останавливаясь и еле переводя дух от быстрого бега. — Там в яму попала большая-большая рыба… А рядом какое-то чудище сидит…

— Что еще за чудище? — усмехнулся Ерофеич.

— Не знаю, а только вправду чудище… Рот до ушей, а хвостик маленький…

Заинтересованные сообщением, мы двинулись за детворой. Через несколько минут ребята привели нас к небольшому естественному садку, отделенному от Сиваша песчаной перемычкой. Высовывая темную спину, в садке шумно плескалась какая-то крупная рыба.

— Белуга, — воскликнул Ерофеич.

— А вот это что? — указали ребята на соседнюю яму.

Там, наполовину высовываясь из воды, действительно сидело какое-то чудовище. Ерофеич ткнул его палкой, и чудовище открыло огромную, усеянную крепкими зубами пасть. Поддев под брюхо палку, мы выкинули странного водяного зверя из воды. Он весь состоял из одной головы величиной с автомобильное колесо. Темнобурое туловище было покрыто отвратительными бородавками и наростами. По сторонам торчали два плавника, похожие на уши, а сзади тело оканчивалось конусообразным острым хвостом, усеянным острыми шипами. Для Сиваша эта зверюга являлась редким гостем, — это был морской чорт[27].

— Такой рыбины у меня в садке еще не было, — обрадованно сказал Ерофеич.

— Да она у тебя всю рыбу сожрет, — возразил я.

— И то верно, — согласился он. — Ну, да там видно будет, займемся пока белугой.

Но с белугой (около двух метров длины!) нам пришлось повозиться. Отчаявшись вытащить ее при помощи кольев на берег, мы послали за топором, и только хороший удар обухом в голову быстро привел рыбину в покорное состояние. В деревню привезли ее на арбе.

В этот вечер обитателям поселка было много работы: в каждом дворе потрошили и разделывали собранную за день рыбу.

Поручив мелкоту женщинам. Ерофеич собственноручно принялся за белугу. Несколькими взмахами ножа он распластал ей брюхо и стал удалять внутренности.

— Это почище сапога… Узнаешь? — сказал Ерофеич.

Когда добрался до желудка, я, смеясь, сказал:

— Пошарь хорошенько, нет ли там чего интересного. Ведь белуга хватает все, что попадет. Я как-то слышал, что раз в желудке белуги нашли даже кожаный сапог.

— Сапога в этой нет, а камней и всякой гадости порядочно, — отозвался Ерофеич.

Он повозился еще некоторое время и вдруг сказал:

— А, ну, придвинь огонь поближе…