Всемирный следопыт 1926 № 07

— Конечно, — добавила она, — мы можем отрезать себе кусок и послать рыбу знакомым, имеющим большое семейство, вот хотя бы Тендерингам.

Музей Народов СССР. Очерк Ю. А. Самарина.

На живописном берегу Москвы-реки, перед Ленинскими (Воробьевыми) горами, среди столетних лип, в тенистом парке, который извилистыми аллеями сходит по площадкам к самой реке, находится старинный барский особняк (Мамонова дача), типичный памятник русского зодчества конца 18-го века.

В этом здании разместился теперь Центральный Музей Народоведения. Этот дом, заброшенный до революции и использованный, как лечебница для душевно-больных, теперь зажил новою и деятельной жизнью.

Внутри здания и снаружи его проходят перед глазами зрителей в пестром разнообразии облики всех народностей Советского Союза. Как признак нового быта и символ советской национальной политики, мелькают на фоне белой громады старого здания пестрые чалмы узбеков и бухарцев, самоедские оленьи малицы, якутские шаманы и проч., собранные в культурном центре братского союза республик.

Основное свойство конституции СССР, давшее полное самоопределение всем народностям России, выдвигает насущный вопрос о взаимном познании этих народностей, уяснении их быта, культурных особенностей и достижений.

Развивающееся после Октябрьской революции культурное строительство новой России поставило одной из своих задач дать наиболее живое и целостное представление о национальном быте того или другого народа, сосредоточивая внимание посетителя на какой-нибудь характерной сцене из народной жизни.

Основанный летом 1924 года, Центральный Музей Народоведения получил в начале своей деятельности этнографические коллекции с Всесоюзной Сельско-Хозяйственной Выставки 1923 г. и, кроме того, в него вошли старые коллекции Этнографического Отдела б. Румянцевского Музея.

Создание обстановочных сцен — совершенно новая система музейной экспозиции, неизвестная и неприменяемая до сих пор в русских музеях. Образцы ее известны кое-где в Западной Европе, но особое признание получила она в Швеции, где имеется Музей «Скансен» — огромный парк, превращенный в Музей Краеведения. Все части Швеции представлены в нем характерными для них постройками, обставленными предметами соответствующего трудового и домашнего обихода с живыми представителями данного района.

И вот теперь культурное строительство современности создает и в Советской России такой же Музей-парк, где перед зрителями в миниатюре проходят все народности нашей необ'ятной родины, со всеми их национальными достижениями и особенностями.

Со времени своего основания Центральный Музей Народоведения непрерывно организует научные экспедиции во все части Советского Союза для изучения и собирания этнографических материалов.

Специалисты-этнографы, отправляющиеся в экспедиции, поддерживают живую связь с населением и доставляют в Музей наиболее интересные предметы и сведения, живо связанные с народным бытом.

За истекшие почти два года работы Музею удалось развернуть большое количество сцен из народной жизни; в этих сценах отсутствует обычная музейная холодность, непременно связанная с стеклянными витринами и так отпугивающая зрителя не специалиста.

Осматривая Музей, вы как бы переноситесь то в один, то в другой дальний уголок нашей обширной родины.

Вот перед вами крайний Север. Подлинный самоедский чум, окруженный самоедами в меховых малицах, санями и оленями; внутри юрты горит огонек. Невольно, глядя на эту сцену, переносишься в далекую и холодную тундру.

Якутский дом — деревянная бревенчатая изба с внутренней обстановкой и фигурами якутов и якуток, занимающихся своими трудовыми промыслами; на стенах развешаны рыболовные снасти и охотничьи принадлежности, которые дают зрителю представление о том, как трудится и чем занимается эта отдаленная от нас дикая сибирская народность.

В бурятской юрте можно видеть жизнь и обстановку шамана (жреца) со всеми принадлежностями ламаитского культа.

Бурятская юрта. Бурятка обделывает кожу на кожемялке.

Интересно представлен уголок Узбекистана; попадая туда, зритель на миг забывает, что он в Москве, и кажется ему, что он прохаживается по живому средне-азиатскому базару с торговыми палатками. Вот перед ним торговец коврами и шелком, лавка кожевенных изделий, продавец медной посуды и типичная средне-азиатская чайхана (чайная), бродячий дервиш, богатый узбек на осле и др. уличные бытовые сцены.

Видя перед собой киргизскую кочевую кибитку, зритель переносится в бесконечные степные дали, где из года в год кочует этот народ-кочевник. Кибитку окружают киргизы, занимающиеся своими ремеслами: женщина сидит за своеобразным ткацким станком, погонщик ведет верблюда, на котором сидит богатая и нарядная женщина-киргизка. Внутри юрты, устланной войлоками, со всей подлинной обстановкой, — типичная семейная сцена с несколькими мужскими и детскими фигурами, которые освещаются тлеющим по середине юрты костром.