И горько было Чайке. Не даром, когда родила Перчик Чайку, в юрту вошел русский с песков. Поэтому Чайка не любит свой народ, не любит неповоротливых, хитрых долган и бестолковых хеби (енисейские остяки!). Катерина с песка часто ей рассказывала о большом городе Енисейске, где много больших каменных домов, четырнадцать церквей, величиной с Хайбинский мыс каждая. Народу в Енисейске живет столько же, сколько в тундре от Дудинки до Ефремова Камня на обе стороны с Затундрой. Катерина была русская, она только летом приезжала на песок и осенью уезжала обратно. И всегда, когда уезжала Катерина, Чайку тянуло сесть на пароход и уплыть вместе с ней в далекий, чудный Енисейск, где много людей и большие дома.
II. Пароход пришел
Первые почуяли пароход собаки. Они забегали по песку, подходили близко к воде и даже сипло и отрывисто лаяли[1].
Чайка с мыса тоже далеко увидела дымок и прибежала на песок.
— Катерина, пароход! — закричала она.
Все бросили потрошение рыбы, побежали к лодкам и стали, глядеть, как растет густой, черный дым.
— Катерина, начальник-капитан приехал, — говорила по-юрацки Чайка. — Он пойдет на мыс.
— Лянг теля (иди сюда)… — кричала с мыса старая Перчик, но ее никто не слушал. Она начала ругаться и снова уползла в чум.
Пароход засвистел белым; паром, с грохотом бросил железную цепь и спустил лодку. Лодка отошла от парохода и, как жук лапками, загребла веслами к берегу.
Зоркие глаза Чайки не разглядели в лодке капитана-начальника, а когда лодка уткнулась в гальку, на берег выскочил молодой человек в кожаной куртке, в высоких бродневых сапогах. Люди вынесли за ним багаж и унесли его в избушку ссыльного Федора.
Пароход свистел три раза, оповещая о своем отходе, но молодой человек не шел к лодке. Лодка ушла, и пароход выпустив белый дым, поднял якорь и ушел. Новый человек остался на Хайбе.
Тут же Чайка узнала от Катерины, что русский будет жить на песке, в избушке Федора, и что зовут его Иван.
Для Чайки этих сведений было достаточно.
Часто оглядываясь назад, она ушла на мыс в юрту и рассказала Перчик o приезде русского, который будет жить на песке.
— Приехал Ворк (медведь), — сказала она матери. Перчик не поняла, но говорила к каждому слову — Тоня, тоня (так).
Потом Перчик спрашивала про фельдшера и пип и жаловалась на болезнь.
III. Ворк и Чайка
На другой день Ворк пришел к чуму Чайки. Он залез в него, сел. Спросил, как ее зовут, где у ней муж. Чайка смеялась, а Перчик ругалась про себя. Покурив трубку, Ворк ушел к шайтану. Он внимательно осмотрел вымазанное почерневшей кровью лицо шайтана, снял с головы тряпку и, что-то записав в книжку, ушел в Федорову избу.
Чайка, вытащив из сундучка драгоценный зеленый платок, повязала им голову и пошла к Катерине. Она долго говорила о Ворке и, видно, он, почуяв, пришел в землянку Катерины.
— Ты здесь, Чайка? — спросил он и сел рядом. Чайка отодвинулась.
— Чего боишься? — спросил Ворк.
— Ничего, — ответила Чайка. — Ты зачем приехал? — неожиданно вырвалось у нее. Она отвернулась, но живыми, темно-карими глазами незаметно следила за Варком.
Ворк тихо засмеялся, а у Чайки запела душа. У Чайки пела душа, когда она смотрела на крутом мысу крест, но тогда душа пела тоскливо, как низовой ветер в затрубе, а теперь ее душа выговаривала громко и почему-то радостно только одно слово: «Ворк», «Ворк», «Ворк», и ото слово качалось, как ветка[2] на широких волнах Енисея.
Ворк ничего не ответил на слова Чайки. Он осторожно осматривал ее, а Чайка, в свою очередь, разглядывала его кожаную фуражку, лицо, трубку, куртку, высокие сапоги со стальными подковками на каблуках.
Катерина вышла вон из землянки. Ворк задумчиво проговорил:
— Чайка, пойдем завтра на мыс к кресту.
Чайка ничего не ответила.
— Не пойдешь? — переспросил Ворк.
— Каждый год, — начала Чайка, — когда сверху приходил пароход, капитан-начальник ходил на мыс. Где капитан-начальник? Почему он не пришел?
— Капитан не плавает больше, теперь другой капитан, — ответил Ворк, — скажи, кто тебя научил говорить по-русски?
— У реки живем. Много русского народу приходит сверху на наши пески. Скоро русские у юраков все пески возьмут, — грустно заметила Чайка.
Ворк встал и, стоя у низкой двери, проговорил:
— Приходи завтра утром на мыс, к кресту. — Прощай, — донеслось уже из-за двери.
Чайка осталась одна и думала о Ворке.
— Чайка! — позвал Ворк, — пойдем на мыс.
— Аречта (сейчас), — донеслось из чума. — Ну, пойдем, — проговорила Чайка, вылезая из чума и здороваясь за руку с Ворком. Ворк пожал маленькую грязную руку с длинными, черными ногтями.
— Руки у тебя, Чайка, маленькие, только грязные. Надо руки мыть, — проговорил Ворк. — И волосы у тебя грязные и нечесаные. Заплела две косы по бокам, а в середине оставила хохол. И лицо тоже мыла требует. Я тебе, Чайка, хорошего мыла подарю, только мойся.