Всем сестрам по серьгам

Вероника окинула ее оценивающим взглядом, расстегнула блузку чуть ли не до пояса, обвешала сверкающими безделушками и, кажется, осталась довольна увиденным.

— Берем коктейли, занимаем лучший столик и отрываемся по полной программе! — задорно провозгласила она.

— А руки здесь можно помыть? — спросила Алена, оглядываясь в поисках туалета.

Она вошла в кабинку, но тут же выскочила оттуда как ошпаренная.

— Ты чего, на мужика, что ли, напоролась? — прыснула Ольга.

— Это невероятно, но дверь абсолютно прозрачная!

— Так это она с той стороны прозрачная, дремучая ты моя! — развеселилась Вероника. — А отсюда тебя никто не увидит.

— Все равно неприятно. Что за глупости? Сидишь как на лобном месте.

— А по-моему, клево.

Она сели за столик, свет в зале погас, зазвучала музыка, и на подиуме появились три полуголые девицы. Наверное, то, что они делали, означало эротический танец, но зрелище казалось вульгарным, смотреть на них было неловко, но Алена все же смотрела, не в силах отвести глаз.

Потом они заказали еще по коктейлю и кофе с пирожными, и Алена едва не подавилась, увидев случайно, сколько это стоило.

— Спокойно, Склифосовский! — угомонила ее Вероника. — Фирма платит!

А время незаметно истекло, и пора было возвращаться с бала, так и не дождавшись обещанной презентации духов.

Публика между тем только еще начинала прибывать. В два часа ночи! Когда все, казалось, давно уже спят в своих теплых постелях и видят сны. И эта неведомая, параллельная, ночная жизнь завораживала и потрясала своей молодостью, ослепительной, бесстыдной роскошью и космической, ирреальной недосягаемостью.

— Кто эти люди? — недоуменно вопрошала Алена, когда Семен Колбаса мчал их пустыми в этот час улицами к дому. — С какой планеты? Где они прячутся днем? Я в жизни не видела таких машин, таких нарядов!

— А где ты могла их видеть? — усмехалась Ольга. — На бомжах в приемном покое? Или наша Фаина ездит на работу на собственном «бентли»?

Было почти три часа ночи, когда они остановились у Алениного дома и Семен вышел проводить ее до лифта.

Андрей стоял у темного кухонного окна и видел, как они скрылись в подъезде.

В минувшую субботу, потрясенный неожиданно открывшимся Алениным вероломством, он позвонил матери и вылил на нее весь свой гнев относительно «ничтожной, безответственной вертихвостки, которая на глазах у детей позволяет себе крутить хвостом и таскать в дом своих полюбовников».

— Ничего не понимаю! — растерялась Надежда Никитична. — Кто куда кого таскает? Ты о чем?

— Да все о твоей распрекрасной протеже! Превратила квартиру в грязный бордель!

— Ты пьян? — осторожно осведомилась мать.

— Да лучше бы я был пьян! — заорал Шестаков. — Но к сожалению, я трезв! И не надо делать из меня идиота!

— В таком случае успокойся и объясни мне толком, что происходит.

— Анька мне рассказала, что появился некий «папа Слава», «новый папа», каково? И до того он полюбился нашей мнимой скромнице, что она даже его фотографию на стенку поставила.

— Вот если бы ты не был таким самоуверенным болваном и почаще бывал в этом доме, а главное, если бы она тебе хоть немного доверяла, ты бы знал, что фотография эта принадлежит Алениному отцу — только и всего.

— Как отцу? Он же, насколько я знаю, исчез много лет тому назад?

— Он исчез, а фотография осталась. Что же здесь удивительного?

— Так, значит, это фотография ее отца?

— С тобой приятно разговаривать, — похвалила Надежда Никитична. — Все схватываешь на лету…

В воскресенье он еще выдерживал характер, а в понедельник, в начале одиннадцатого, позвонил, зная, что дети уже спят, а Алена, как обычно, читает. Пришел с работы, устало потер виски, представил, как она сидит в уголке дивана, поджав под себя ноги, и набрал номер. Но трубку сняла Мими.

— А ты почему до сих пор не спишь? — удивился Андрей.

— Кино смотрю, — зевнула она.

— Какое еще кино в такое время?

— «Секс в большом городе», — вызывающе ответила Мими.

— Понятно. Ну-ка дай мне Алену!

— А ее нет.

— То есть как это нет? А где же она?

— Ушла потусоваться. У нас каждый человек имеет право на отдых!

— И часто она так отдыхает?

— Пап, ну чего ты? У нас все нормально! Я уже большая…

— Так! — металлическим голосом сказал Шестаков. — Сейчас я приеду. Если что, немедленно звони мне на мобильный!

— Если что? — сердито вопросила Мими, но он уже бросил трубку.

И вот теперь Шестаков стоял у темного кухонного окна, смотрел, как эта тихушница, эта мнимая скромница в три часа ночи выпархивает из крутой иномарки и ныряет в подъезд с каким-то хреном, «новым папой», или как там его еще называть!..

Алена не успела вставить ключ в замочную скважину, как дверь квартиры стремительно распахнулась и чья-то сильная рука резко втащила ее в прихожую. В следующую секунду перед распахнувшимися в мгновенном ужасе глазами возникло искаженное гневом лицо Шестакова. Они чуть не стукнулись носами, так близко притянул он ее к себе за скомканную в кулаке куртку.

— Ты что себе позволяешь?! Где ты была?! Какая ты мать, если оставила ночью детей одних, чтобы удовлетворить свои низменные потребности?!