Всем сестрам по серьгам

— «Она, — кричит, — курила на подоконнике». Я говорю: «Врет она все, не курила!» Но кому первому поверят — мне или историчке? Директриса вся аж затряслась. «Я, — орет, — сорок лет в школе проработала, такого не видела, чтобы на подоконнике курили!» Классную вызвала. «Завтра, — говорит, — без родителей в школу не пущу». А классная вылезла: это, мол, у нас девочка из неблагополучной семьи. Я ее мать отродясь не видала. Их с братом тетка воспитывает. А директриса: «Значит, пусть тетка приходит. Мы еще посмотрим, можно ли этой тетке вообще детей доверять». Представляешь? Ну тут уж я не выдержала и говорю: «Тогда завтра придет мой папа». А классная: «Нет, — говорит, — у тебя никакого папы!» А я ей: «Что ж, меня, по-вашему, в капусте нашли или аист прикатил?» Что тут началось! Ты не представляешь!

— Ну отчего же? Очень даже хорошо себе представляю.

— И ты… пойдешь со мной в школу?

— Конечно, пойду. Знаешь поговорку: «Сам пропадай, а товарища выручай»? Кто это сказал, помнишь?

— Робин Гуд?

— Александр Васильевич Суворов это сказал, великий полководец.

— А ты скажешь, что ты мой папа?

— Естественно! Какие вопросы?

— Только Алене ничего не говори, ладно? — повеселела Мими. — Она и так ходит как в воду опущенная. Почему ты к нам больше не приезжаешь?

— Я? — смешался Андрей. — Работаю много, устаю…

— Ты приезжай. А то Алена плакала ночью, я слышала. Прибежала к ней, а она говорит: «Мне страшный сон приснился». Врет, конечно. Это она по тебе скучает. И Сашенька, и Анька тоже…

Что же, черт возьми, с ним происходит? На кого он обиделся, взрослый, адекватный вроде мужик? На одинокую молодую женщину, мать своего единственного ребенка, которую жизнь с завидным упорством пробует на излом да все никак не сломает? Что и кому он собирается доказать? Ей? Себе? Мол, я тертый калач и голыми руками меня не возьмешь? Да ведь никто и не пытается, не посягает на его драгоценную свободу ни словом, ни взглядом. Или он боится наступить на старые грабли и еще раз получить от жизни по лбу? Прежний горький опыт удерживает от новых ошибок?

А в чем же он может ошибиться? В том, что возьмет на себя ответственность за трех отверженных детей? Но это давно уже его дети. Он успел приручить их и не собирается потерять, вот ведь в чем парадокс! Стало быть, все дело в Алене? То бишь именно ее не хочет он ни видеть, ни слышать, ни есть из ее рук, ни спать в ее постели, ни жить с ней под одной крышей? Не нужна она ему ни в каком качестве — ни в горе, ни в радости, ни в здравии, ни в болезни?

«Врешь, Шестаков! Нужна! Хочешь ты ее и видеть, и слышать, а главное, спать с ней в одной постели, топить пальцы в густом шелке волос, целовать опущенные веки и губы — сначала жадно, стукаясь зубами, а потом медленно и долго. И скользить ладонями по вздрагивающему телу, и слушать, как она стонет, и слышать, что она шепчет. И сладкая эта отрава уже влилась в твои уши, впиталась со слюной, проникла через поры и растеклась по всему телу, забродила и крутит тебя так, что сводит скулы и ломит больной позвоночник.

И за три года ты все про нее понял. И то, что когда-то говорили Викентий и экс-чемпионка по лыжам Фаина Мазанова, и то, в чем убеждали мама с Мишкой и даже отец, от которого доброго слова дождаться, как от козла молока. И не было никакой вспышки страсти, затмившей рассудок, как когда-то с Марией, если, конечно, не считать последнего досадного инцидента, но речь сейчас не об этом. И высокое светлое чувство не застит тебе глаза — ты трезво на нее смотришь и трезво оцениваешь. Ты вообще последнее время только и делаешь, что занимаешься самокопанием, и дорылся уже до таких глубин — заглянешь, мало не покажется. Впрочем, про это тоже как-нибудь в другой раз.

А про что же тогда сейчас? Все уже думано-передумано, а толку чуть. «Просто ты ходишь по кругу, — объяснил он себе. — Как мерин за клочком сена, а надо по спирали, как учит диалектика. Диалектический материализм. Помнишь, что это такое? Вот если сейчас удастся совершить рывок от мерина к диалектическому материализму, тогда, может, круг и разомкнется».

Он закинул руки за голову, потянулся, потер затекшую шею. Что за чушь лезет в голову? Идиотская привычка все усложнять! Задуривать до такой степени, что простейшие вещи превращаются во вселенскую неразрешимую проблему. Нет неразрешимых проблем! Есть неудобные выходы, которые не хочется рассматривать, но это уже совсем другое дело. А надо просто додумать все до логического конца, не лукавя с самим собой, найти эти выходы и выбрать из них тот самый, единственно для себя приемлемый.

Итак, что мы имеем в данном конкретном случае? А имеем мы женщину, не слишком, правда, красивую — не королеву красоты. А нужна ли нам королева? Ни Боже мой! На фига, как говорится, козе баян?