Всем сестрам по серьгам

Вставать не хотелось, но в горле пересохло, как в пустыне Сахара, и Андрей, заставив себя подняться, достал из холодильника бутылку боржоми, свинтив крышку, вылил содержимое в пузатую кружку, на толстом боку которой красовался смешной рыжий кот, и поболтал в кружке пальцем, выпуская из минералки газ. Вода шипела, стреляла щекотными пузырьками и была такой вкусной, холодной, что он, не в силах оторваться, выпил все до последней капли. Потом вернулся к кровати и увидел на простыне под откинутым одеялом небольшое темное пятно. Он включил свет — на простыне была явно кровь. Шестаков взглянул на перебинтованную ладонь, но повязка осталась девственно чистой. Значит, вот оно что…

«Молодец, Андрюха, ох и молодец! Сколько же мы вчера выпили? Бутылку коньяка? И с чего бы тогда так развезло? И надо ж было, чтобы именно она!.. И как это вообще меня угораздило?!»

…Викентий пришел под вечер, принес коньяк, лимон и два яблока, разлил по стаканам густую янтарную жидкость.

— Ну, давай, повествуй, — сказал Андрей. — Что там у тебя приключилось?

— Помнишь, я в прошлом году ездил в Питер на конференцию?

Андрей неопределенно пожал плечами, но Викентию, уже погруженному в собственные воспоминания, подтверждения не потребовалось.

— Со мной ехала женщина. Я, может, и внимания бы не обратил, но она едва не опоздала на поезд. Ворвалась в купе, когда состав уже тронулся, встрепанная, с каким-то немыслимым чемоданом без ручки, кинулась к окну, рукой машет, хохочет. Оказалось, перепутала время, а когда спохватилась в последний момент, поймали с подружкой такси. Водитель, парень ушлый, просек ситуацию и заломил такую цену, что пришлось отдать ему все до копейки. На перроне у чемодана оторвалась ручка. А чемодан огромный, тяжеленный — подружка живет в Германии, привезла подарки. А я устал как собака, глаза слипаются — два часа ночи. Утром, конечно, предложил свою помощь. «Нет, — говорит, — спасибо, меня встречают». «Ну, — думаю, — и слава Богу!»

Тем бы дело и кончилось, но в тот же день к вечеру иду я в гостиницу и вспоминаю свою случайную попутчицу — славная, мол, женщина, веселая — и вдруг сталкиваюсь с ней нос к носу — тащит в ремонт свой дурацкий чемодан. «Ну уж теперь-то, — говорю, — я вам обязательно помогу». «Ну уж теперь-то, — отвечает, — вам не отвертеться».

В мастерской пришпандорили ручку, а жила она в двух шагах от гостиницы. Тогда мне казалось, пару раз перепихнемся — я и думать о ней забуду. Но чем-то она меня зацепила. И начал я мотаться в Питер.

— И чем же ты жене объяснил свои отлучки?

— Сказал, что консультирую в частной клинике. Пока, мол, они мне только дорогу оплачивают, но точку эту терять нельзя, поскольку возможна неплохая перспектива.

— И она этот бред проглотила?

— Проглотила за милую душу — призрак близких денег разгоняет все сомнения. А потом, я ведь не ходок, ты знаешь. И она знала.

— А теперь, стало быть, прозрела? — догадался Андрей.

— А теперь, как говаривал классик, «все смешалось в доме Облонских», — подтвердил Викентий.

— Неужели действительно прозрела? Как же она узнала?

— Да как в кино! Сказать кому — не поверит! У нее сестра в Питере. Препоганейшее существо по имени Эмма. Эдакое обиженное на весь мир, никем не понятое совершенство с претензией на остроумие. И надо же было случиться, чтобы мы с ней столкнулись в многомиллионном городе!

— Главное, вовремя оказаться в нужном месте, — усмехнулся Андрей.

— Увидела нас в метро и не поленилась, проследила до самого дома. И тут же стукнула Нинке. Хорошо, теща, святая женщина, позвонила мне на мобильный, предупредила, мол, готовься к бою.

— Как же это она пошла против дочери?

— Ну почему против-то? Как раз «за». Хотела сохранить семью, внуков. «Не дать разорить гнездо», — как она выразилась. У нас с ней нормальные отношения. Если б мне из них троих выбирать пришлось, я бы, наверное, на теще женился — умная, тактичная, добрая. Нинка моя ей проигрывает, а уж про Эмму эту недоделанную и речь молчит.

— И как же ты вышел из положения? Или еще не вышел?