"Всем сердцем с вами". Клара Цеткин

Мастер Мозерман одобрил обращение к Лангехансу:

— Этот Зепп Безменянельзя хочет служить двум господам. Он поможет нам из карьеристских соображений.

Адвокат вызвал Клару.

— Я счастлив сообщить вам, фройляйн Эйснер, что Осип Цеткин будет освобожден до решения его судьбы, видимо, под залог…

— Когда? — спросила она хрипловато. Голос не слушался ее.

— Как только будут внесены деньги.

— Деньги?

Он увидел, что она не поняла, и улыбнулся ей как ребенку:

— Вносится определенная сумма как гарантия, что обвиняемый не укроется от суда и следствия…

— Да-да. А какая сумма?

Он ответил, но Клара не сообразила, много это или мало, обрадованная мыслью: «Будет освобожден…»

И не помнила, как очутилась на улице. И только сейчас поняла… Сумма залога была огромной. Откуда взять такие деньги?

И все-таки она добудет эту сумму!

Она не спала всю ночь и к утру приняла решение. Гейнц Кляйнфет!.. Когда-то он был хорошим другом… Почему бы не обратиться к нему?

Ведь она берет в долг: она обязательно вернет эти деньги!

Вот и «Павлин». Но что тут происходит? Народу как в церкви на пасху!

Ресторан только что отремонтирован, и вместо старой вывески новая, огромная: «У павлина — Г. Кляйнфет».

Клара спросила швейцара: тут ли господин Гейнц Кляйнфет?

— Хозяин у себя в саду, — ответил важно швейцар, похожий на гвардейца.

Гейнц что-то подрезал на клумбе. Увидя ее, он побежал к ней так, словно боялся, что она повернет обратно.

— Боже мой, Клара… Боже мой! — повторял он, хватая ее руки и не находя других слов.

И чего только не было на столе, который он с небывалым для него проворством собственноручно накрыл для такого, как он выразился, счастливого случая…

С увлечением Гейнц стал рассказывать о нововведениях, которые он затевает в «Павлине». Слова «современно», «в духе времени», «эпоха требует», произносились Гейнцем с важностью, насмешившей Клару.

Но зачем он говорит это?

— Я всегда любил тебя, Клара. Теперь наконец я могу тебе сказать: будь моей женой! Ты будешь со мной как у Христа за пазухой, я тебе обещаю! Это как в Дрезденском банке — с гарантией! Ха-ха!

Его сипловатый хохоток вдруг оборвался. Он прочел ответ на ее лице! Он все понял… Кроме главного! Главного для нее: теперь она уже никогда, ни за что не обратится к нему с просьбой, ради которой оказалась здесь!

Организация добыла нужную сумму, чтобы внести залог за Осипа Цеткина. Но залог не потребовался. Дело было решено без проволочек. Определением суда «государственный преступник Осип Цеткин тридцати двух лет от роду, выходец из Одессы», как «персона нон грата» — «нежелательный иностранец» — подлежал изгнанию из страны… Ему было дано 48 часов, чтобы собраться.

Осипу вернули шнурки от ботинок, подтяжки, мелкие деньги, и он расписался в их получении.

Рассчитавшись таким образом и с городской тюрьмой в Лейпциге, и со всей империей Железного кирасира, Осип тут же подумал, что может оставить здесь свое счастье, если Клара не последует за ним. Пусть не сразу. Потом. Но он должен знать это…

Стоял ненастный день ранней зимы.

У извозчичьей биржи ждала Клара, мелкий дождик барабанил по ее раскрытому зонтику. У Осипа на плече висел рюкзак. Тот самый, с которым они ходили в горы. Иногда в нем под консервными банками лежали листовки…

— Ты приедешь ко мне в Париж?

— Приеду.

— Как только будет возможность, я вызову тебя.

— Вызови, даже если ее не будет.

— Я буду писать тебе.

— И я тебе.

— Я люблю тебя.

— И я тебя…

Двухэтажная коробка омнибуса внезапно выплыла из серой пелены дождя.

Настала пора писем. Письма Осипа поддерживали ее, как пловца держит волна. Он писал ей о городе великих революций и великих контрастов. Писал с острой наблюдательностью опытного журналиста и с жаром влюбленного.

Клару предупредили: возможен арест. Железный кирасир уже протянул лапу к «зловредной девице, связавшейся с опасными элементами общества»…

Однажды у ворот виллы она увидела Гейнца. Он ждал ее.

— Здравствуй, Гейнц! Как ты живешь? Твои конкуренты еще не выщипали перья у твоего павлина?

— Здравствуй, Клара! Ты все такая же насмешница.

— С какой стати мне меняться?

— Я ждал тебя здесь, Клара! Мне надо сказать тебе… Не думай, что я перестал быть твоим другом из-за того, что ты…

— Что ты, Гейнц! Я ценю дружбу.

Они дошли до скромного заведения с матовым фонарем над входом. Внутри было тепло от жаровни, пахло кофе и свежим тестом.

— А ты изменился, Гейнц.

— Понимаешь, Клара, состояние накладывает обязательства…

— Перед кем, Гейнц?

— Перед кем? Гм… Ну хотя бы перед памятью дядюшки. Разве я вправе пустить все прахом?

«Да, ты все-таки пойдешь по дорожке, проложенной дядюшкиным завещанием», — с сожалением подумала Клара.

— Понимаешь, Клара, ко мне ходят разные люди. И я слышу, о чем они говорят. Например, советник Прутш… Готовятся аресты… Наверное, тебе надо уехать, Клара.

— Наверное, Гейнц. Этого надо было ожидать. Я аккуратно читаю газеты, в которых печатаются объявления. Знаешь: «Требуется воспитательница… знание языков, диплом…» и все такое.

— Это далеко? — спросил он печально.

— Конечно: Австрия, Италия…

Он покачал головой сокрушенно: для него «Павлин» был всем миром.