Вселенский расконвой

– Да ладно тебе, анунникянин, ладно, – моментом разрулил ситуацию дессит. – Все претензии к Космополу. А мы гуманоиды маленькие, к тому же служивые, под богом, под прицелом и под приказом ходим. Поверь, ничего личного. Давай-ка мы лучше зачавкаем квачи. Хотя нет, давай-ка мы лучше вначале поцелуемся.

Ладно, облобызались троекратно, на христианский манер, с чувством хватанули квачи, и Потрошитель подобрел. А подобрев, заговорил о главном, о насущном, о бабах:

– Да, дессит, а ведь это преступление пользовать квачу-то без баб. Переводим, считай, вхолостую продукт, с низким КПД, без полета фантазии. Никакой романтики, этакого шарма, свежих ощущений. Гуманоиды мы, сука, бля, или нет?

– Гуманоиды, гуманоиды, еще какие гуманоиды, – поднял голову на крик, ухмыляясь, Бродов. – Может, вам, ребята, хватит? Все одно баб нет. Как же вы без полета-то фантазии? С низким КПД, без шарма?

– Не ссы, земеля, мы тебе оставим квачи, – понял его по-своему Кнорр, а Потрошитель сладострастно чмокнул и начал посвящать Данилу в подробности. Волнующие, экзотические, до жути пикантные. Квачу, оказывается, в приличном обществе принято употреблять сугубо ректально, трепетно вверяя хмельное содержимое в слизистые объятия прямой кишки. Чтобы добро не пропадало и КПД был выше. Ну и понятно дело, что присутствие дам обычно направляет процесс в новое русло. Собственно, как новое – параллельное… Со всеми вытекающими, вернее, втекающими особенностями. Волнующими, интригующими и зело приятными.

– Ну, а в мужской компании правильных гуманоидов квачу употребляют через тонкую кишку, – строго, как отрубил, резюмировал Потрошитель, мощно, не без гордости, рыгнул и сделал резкое, но очень дружественное движение. – Все, Даня, хорош читать, пора давить и глотать. Иди сюда, Десса проставляется. А квача, я тебе доложу, хороша-а-а.

– Нет, нет, нет, ему нельзя, – резко поднял голову с груди Кнорр. – Как же это я сразу-то не допер? Ему еще говорить с Большим Собаком. По душам. А у того что слух, что нюх. Да и глаз алмаз. Унюхает квачу, поднимет вой. Нет, нет, земеля, вначале чтение, квача потом. Мы тебе оставим.

Он уже был хорош – в дупель, однако держался молодцом. Вернее, крепко держался за ручку холодильника, дабы не спикировать со стула на пол. Впрочем, даже если и спикировать, то орлом…

– С Собаком? С Большим? И по душам? – не то чтобы удивился – развеселился Бродов. – Не с тем ли, что наверху у камина сидит? Без строгого ошейника?

Лично у него с собачками разговор был один. Весьма короткий.

– Да ты, земеля, чего? – глянул на него, как на маленького, Кнорр. – Наверху сидит обыкновенный Рвач, третьей или пятой категории, сторожевую службу несет. А Большой Собак – это Большой Собак, он службы не несет и гуляет сам по себе. Сволочь. Потому как чрезвычайный и полномочный представитель Галактсовета в квадрате «ГЭ». Наш прямой и непосредственный начальник, надежа и опора, отец родной. А там что, об этом разве не написано? – зыркнул он на красную папку, тяжело поднялся, подошел. – Да это же не те корки. Вот дерьмо, ну и бардак. Пардон, земеля, ошибочка вышла. А впрочем, ладно, может, так и лучше, я тебе на пальцах объясню. Это нам не сложнее, чем два пальца обоссать, все просто, как трижды три – единство и борьба противоположностей. Есть хорошие разумные существа, а есть подонки, отщепенцы и засранцы. В масштабах вашей замечательной планеты это резко положительные конфедераты и всякий прочий межгалактический сброд – злобный, низкий, непредсказуемый и опасный. Авантюристы, воры, пираты, всякая космическая шелупонь. В то время как конфедераты платят квоту, руководствуются законом и не нарушают договор, эти горе-колонизаторы ведут себя по-хамски, не ведают, что творят, и вызывающе чихают на все декреты Галактсовета. А потому…

– Ведут себя по-хамски, говоришь? – не вовремя проснулся Серафим, рыгнул и вдруг стремительно, с завидной легкостью схватил рассказчика за горло. – Так, значит, я, по-твоему, подонок? И еще горе-колонизатор и засранец? А эти твои лицензированные конфедераты блюдут закон, не нарушают порядок… Ах ты падла, – врезал он десситу коленом, зарычал, мастерски прижал к стене и вытащил свой ножик-режик. – А кто проводит опыты на людях? Насилует женщин? Похищает детей? Кто извратил все мировые религии, покупает сильных мира сего, медленно и верно толкает человечество к погибели, а? Что же ты заткнулся, гад?

Ножик-режик в его руке блеснул, дернулся, описал сложную кривую и начал потихоньку приближаться прямо к промежности дессита. Дело принимало мокрый оборот – Кнорр от полноты эмоций обмочился.

– Сима, ша, хорош, амба, быстренько врубай задний ход, – сразу же вмешался Бродов. – Нам еще восемнадцать метров наверх. Строго по вертикали. Так что все, ребята, брейк. Мир, дружба, балалайка. А квача и вправду хороша-а-а-а, вишь, как шибает-то по мозгам.