Заторопился он не зря, узнал хриплый голос Гибила. Следом за ним устремился Энки – тоже услышал голос сына, поспешил Нинурта, взял ноги в руки Энлиль, снедаемая любопытством, потрусила Нинти. Бежали сломя голову они не зря, глазам их предстало преудивительное зрелище: Гибил и Мардук на пару били всех. И грозных телохранителей Энлиля, и страшных богатырей мессиу, и бедную свою родню в лице Наннара и Ишкура. Мастерски крушили кулаками, щедро раздавали тумаки, крутили дедовскую коронную, бьющую наповал вертушку. Да, воинственные гены Ана давали нынче о себе знать, да еще как давали…
А началось все с того, что для дорогих гостей накрыли с дороги стол – икорка, буженинка, копчености, язычки, соленья, маринады, горячее, кура-гриль. Ну и, естественно, ханумак. С триноплей и бальзамом.
– Я с этими двумя не то что за один стол – в одном поле срать не сяду, – сразу же пояснил свою позицию Гибил и вилкой указал в сторону Наннара и Ишкура. – Они ж петухи-миньетчики, вафлеры-педерасты, причем гнойные. А, братан?
– Ну да, конечно, – живо отозвался Мардук. – Мы их на той неделе и хором, и по кругу, и двойной тягой. Как они это любят – на четырех костях.
– Все-то вы врете, сволочи, мы совсем не любим на четырех костях, – дружно обиделись Наннар и Ишкур, выругались по матери, задышали тяжело, однако же послушались и отсели за стол к охране. От греха, от беды, от Гибила с Мардуком подальше.
Еда была вкусной, тринопля ядреной, ханумак – вообще выше всяких похвал, так что на время воцарилась тишина, только мерно постукивали вилки да урчало в брюхе у голодных мессиу. У них бежало по бородам, да в рот не попадало – такая, видимо, была судьба, точнее же говоря, диета. Гармония, мир, запахи еды густо струились над столами. Струились не так уж долго, пока не подали торт.
– Ну что, пожалуй, приступим. Пора, братуха, пора. – Гибил и Мардук переглянулись, с напором поднялись и, скалясь, подтянулись поближе к Наннару и Ишкуру. – Так, говорите, вам не катит на четырех костях? А это мы сейчас проверим. Ну, кто там первый? Становись.
Все эти беседы, приколы и посягательства ужасно не понравились охранникам Энлиля. Они сконцентрировались, забыли про торт и попытались было восстановить гармонию, однако очень скоро об этом пожалели – море плюходействия, океан пинков, Ниагара зуботычин обрушились на них. После ханумака, тринопли и хорошей жратвы что Гибил, что Мардук были в ударе.
– А ну-ка ша! Всем стоять! Грабки в гору! – ужасно закричали голодные мессиу. – А ну, белый, лягай! На пузо, говорю, лягай! А ну, живо у меня!
Да, закричали они дико, бешено, по-звериному страшно, что будешь делать с ними – вандалы, дикари. Правда, быстро унялись, заткнулись и притихли, сделались спокойными, очень медленными и задумчивыми, поскольку что Мардук, что Гибил были нынче в ударе…
– Ну что, суки, взяли? – зарычали они, хотели было взяться за Наннара по-настоящему, но тут на шум пожаловали дежурные орлы, и пришлось браться за них – чтобы крылами не махали и не щелкали клювами. Зато уж потом Гибил с Мардуком разошлись по-настоящему, показали себя во всей красе, продемонстрировали то, чем их так щедро одарила мать-природа. Когда примчались Шамаш, Нинурта и иже с ними, в модуле для гостей царила разруха. Пахло там не триноплей и разносолами – кровью, фекалиями, желчью и мочой. Жалобно подавали голос раненые, блевали – и это на пустой же желудок! – богатыри мессиу, грозные телохранители канцлера Энлиля слабо держали оборону. А Гибил тем временем бросился к стене, завладел внушительным, в рост ануннака зеркалом и, расколов его о чей-то череп надвое, двинулся с чудовищной опасной бритвой в битву.
– Всех, всех, суки, на ноль помножу, всех!
Дело, и так-то не совсем хорошее, принимало мокрый оборот.
– А ну стоять! – взревел Шамаш, выхватил суббластер, клацнул рычажком активизатора. – Замри, задрыга. Зажарю как цыпленка.
А вот Нинурта промолчал, сразу перешел от слов к делу. Выхватил палаш, оценивающе прищурился и одним движением располовинил стол. А затем под звуки бьющейся посуды с падающей интонацией изрек:
– Ну все, все, хорош. Повоевали, хватит. Сдавайтесь, ребята, хорош.
И наступила тишина, только негромко стонали раненые.
– Так, гостевой сервиз на сто голов, – посмотрел под стол Шамаш, удрученно сплюнул и поднял мрачный взгляд на Энлиля. – Давай-ка забирай своих уродов и с песнями вали, пока еще все теплые и дышат. И разговор наш не забудь, не тяни кота за яйца, объявляй мобилизацию срочно, в темпе вальса. Ну, что застыл-то, будто обосрался. Вали. А может, хочешь о чем-нибудь спросить? А может, ты чем-то конкретно недоволен?
Глаза Шамаша метали молнии, голос напоминал рык, а в руке он держал взведенный бластер, так что задавать ему вопросы как-то совершенно не хотелось.
– Да нет, все хорошо, – вышел из ступора Энлиль, зверем посмотрел на Энки, взял под белы руки сыновей и в сопровождении гвардии убрался – как-то уж очень по-английски, даже не попрощавшись с Нинти. Обстановка без него стала гораздо лучше, непринужденней, располагающей к общению.