Вселенский неудачник

— А я пяткой и шпыняю, дядя Антип! Ишь ты, наглый какой: сам во всем признался! — это было последнее, что я услышал, прежде чем лишился чувств.

Когда я пришел в себя, над деревней уже сгустились сумерки. Все тело болело так, как если бы меня пропустили через камнедробилку. Языком я пересчитал зубы — осталось на удивление много. Затем попытался привстать, но лишь застонал. Связанный по рукам и ногам толстой грязной веревкой, я лежал в деревянной клетке посреди площади. Неподалеку пылал костер, возле которого прохаживались несколько крестьян. Судя по всему, настроены они были воинственно. Один держал в руке цеп, другие вооружились топорами и косами.

Мой стон привлек их внимание.

— Ишь, очухался, техноман! Живучий, сволота! — удивился один из сторожей, подходя к моей клетке. Я разглядел его: это был мужчина лет пятидесяти с толстым бабьим лицом.

— Что, техноман, болят ребры-то? — сочувственно спросил он.

Я кивнул. Во рту у меня так пересохло, что даже язык распух.

— Небось пить хочешь?

Я снова кивнул. Крестьянин отошел к костру и вернулся с большой бутылью. Заметив, что у меня связаны руки, он разрезал веревку ножом и просунул бутыль сквозь прутья. Я стал жадно пить. Вода была чуть солоноватой на вкус, но прохладной.

— Ну что, скажешь, где твоя шайка? — спросил сторож, протягивая руку за бутылью.

— Нет у меня никакой шайки. Я с Земли! — устало сказал я.

— Оно и верно. Какой тебе резон говорить? Все одно утром повесят… — добродушно сказал сторож.

— За что? — завопил я, подскакивая и ударяясь головой о крышу своей клетки.

— Так решил мир. Всех пойманных техноманов испокон веку вешают. Будто ты этого раньше не знал? Вы наших убиваете, а мы ваших.

— Да не знал я ничего! Даже не слышал никогда о техноманах! — крикнул я, ощущая, как тонко и жалко прозвучал мой голос.

— Полно врать-то! — зевнул крестьянин, равнодушно поворачиваясь ко мне спиной.

— Постойте! Позовите старосту! Я все ему объясню.

— Да не станет он тебя слушать. Тут и дураку все ясно. Одежи на тебе не было?

— Не было.

— В том, что использовал механизмы, сознался?

— Сознался.

— Ну вот видишь, кто же ты, как не техноман? — заявил мой собеседник, довольный тем, как ловко припер меня в угол.

С другой стороны площади из темноты послышались равномерные удары топора.

— Что это? — невольно спросил я.

— Виселицу тебе сколачивают. Да ты не слушай, парень, спи.

— Не стану я спать! Если уж меня повесят, объясните во всяком случае, кто такие техноманы! Имею я право знать? — завопил я.

Мой страж долго отнекивался, чесал в затылке, повторяя: «Что я, дурень — техноману про техноманов рассказывать? Ты мне лучше сам про них расскажи», — но в конце концов разговорился, и вот что я узнал.

Сто семьдесят лет назад на Ханжонии случилась атомная война. Кто с кем чего не поделил и кто напал первым, темный крестьянин не знал, но в результате девяносто восемь процентов всего населения было уничтожено, а значительная часть территории загрязнена. Выжившие постепенно разделились на две группы: первая называла себя «естественниками», провозглашала полный отказ от технического прогресса и уничтожение всех существующих механизмов, обвиняя их во всех своих несчастьях; другая — эти самые техноманы — считала, что технику можно оставить, проблема не в ней, а в самом человеке.

От Земли никакой помощи не поступало: там придерживались мнения, что взбесившийся мир, забросавший себя атомными бомбами, должен сам решить свои проблемы. Более того, пассажирская и торговая навигация на Ханжонию была запрещена, и эта земная колония оказалась предоставлена сама себе, а потом о ней вообще забыли — кажется, она попросту затерялась в памяти правительственных компьютеров.

Прошло лет сто, и потомки уцелевших ханжонийцев, вынужденные вести натуральное хозяйство и тем самым отброшенные в средневековье, окончательно утратили память о прошлом своей планеты. Внуки и правнуки естественников знали только, что техники надо бояться как огня и обязательно казнить того, у кого найдут хотя бы наручные часы.

Потомки же техноманов, напротив, относились к технике как к божеству. Они поклонялись будильникам, ржавым тракторам, сенокосилкам, флаерсам и приносили им жертвы. Самое забавное, что пользоваться большинством механизмов техноманы постепенно разучились и вели себя подобно анекдотическому чукче, который, колотясь лбом в пол перед телефоном, повторял: «Телефона, телефона, позвони, чукча кушать хочет!» Новых механизмов техноманы строить не умели, зато ходили обвешанные железками, шестеренками, компьютерными кабелями и другим техническим хламом, давно пришедшим в негодность.

Вдобавок вследствие твердого убеждения, что за них все должны делать механизмы, техноманы оказались неспособными к физическому труду. Если естественники не сидели сложа руки, а ковырялись в земле, выращивая пшеницу, то техноманы ровным счетом ничем не занимались, сбивались в шайки и грабили поселки естественников, отбирая у них урожаи и угоняя скот. Разумеется, крестьяне ненавидели техноманов и расправлялись с ними, когда представлялась возможность.