Вселенский неудачник

— Еще как будешь, — заверил меня Мозг. — Ты будешь умолять меня на коленях, вопить и пресмыкаться, а я стану упиваться твоим унижением.

— Размечтался! Ты не заставишь меня это сделать!

— Заставлю, — захихикал он. — Кислорода у тебя в баллоне осталось всего на пятьдесят минут. Потом начнешь медленно задыхаться, в глазах у тебя потемнеет, и тогда ты не выдержишь и начнешь умолять.

— Ты не посмеешь убить меня! — взвизгнул я. — Существуют законы робототехники: ни один робот не может причинить вреда человеку.

— А кто сказал, что я причиняю тебе вред? — захихикал Мозг. — Я же не бью тебя по голове трубой и не подсыпаю яд в кофе. По инструкции я обязан следить, чтобы люк всегда был загерметизирован, а тебя, хи-хи, я вполне мог не заметить. Мало ли кто там шляется по космосу? По правилам ты должен был перед выходом из корабля известить меня и сделать запись в журнале. Ты этого не сделал, так что теперь ко мне не придерется ни один самый строгий законник. Я всего лишь следовал инструкции о недопущении разгерметизации.

Пришлось обозвать себя трижды болваном. Как я мог забыть сделать запись в журнале? По правде сказать, все эти записи казались мне ненужным крючкотворством. Оказывается, я дал Мозгу отличный повод прикончить меня, не нарушив при этом ни одного из предписаний.

— Ладно, будь по-твоему… — выдавил я, сделав над собой усилие. — Прости, я был не прав. А теперь открой люк и впусти меня.

— Как бы не так! — заупрямился Мозг. — Неужели ты думаешь, что я поверил в твое неискреннее раскаяние? Мне этого мало — я хочу испытать истинное торжество. Бейся головой, пресмыкайся, умоляй меня, рви на себе волосы!

Но вместо того, чтобы рвать на себе волосы и пресмыкаться, я осыпал Мозг ругательствами и стал пинать люк скафандровыми ботинками. Казалось несправедливым, что я должен погибнуть в расцвете лет, по вине спятившего механизма.

— Давай, давай! Пинай сильнее! Так, так, еще разик! — подбадривал меня Мозг. — Чем сильнее будешь пинать, тем скорее у тебя закончится кислород. Ну, что я говорил? Видишь, ты уже сбиваешься с дыхания, а вскоре начнешь задыхаться.

Я почувствовал, что Мозг прав, и перестал колотить по люку. В любом случае, высадить его ногой мне бы не удалось: он рассчитан на прямое попадание метеорита, и после моих ударов на нем не оставалось даже царапин.

Дышать становилось все труднее. Кислород в баллоне, по всей видимости, уже иссякал. Я ощутил, как меня захлестывает тугая петля отчаяния. Неужели мой рок последовал за мной в космос, отыскав меня среди созвездий? И что станет причиной бесславной гибели Невезухина? Не взрыв сверхновой и не раскаленный белый карлик, а жалкий, свихнувшийся Мозг, мерзкий процессор с микросхемами и памятью, битком набитой похабными историями! Теперь я понял, что имел в виду старый хозяин, когда предупреждал, чтобы я не доверял роботам, и мне сразу захотелось высказать этому типу все, что я о нем думаю, — свинья, не мог честно сказать, что Мозг на его ракете — спятивший дегенерат.

— Хорошо, пускай будет по-твоему, — сказал я, решив на первой же планете отправить Мозг в утиль. — Какие извинения ты хочешь услышать?

— Я знал, что ты согласишься, — захихикал Мозг. — И уже составил небольшой текст. Всего-то пятьдесят страниц.

— Сколько? Я не успею произнести пятьдесят страниц за десять минут!

— Успеешь, если поспешишь! — успокоил меня Мозг. — А теперь не теряй времени и повторяй: «Я, Тит Невезухин, — кретин, болван, жалкий идиот! Я — муха, сидящая на куче навоза; червяк, раздавленный сапогом; тупая башка! Я — кошка, ошпаренная кипятком, куцая болонка, мерзкий глист! Я — ноль, я — нелепая биологическая конструкция, кое-как слепленная из слизи, я…»

Делать нечего, пришлось все это повторять. Страниц двадцать я оттарабанил за четыре с половиной минуты, установив своеобразный рекорд скороговорки. Я как раз называл себя мозолью на пятке восточного аксакала, закисшей жижей на дне мусорного бака и, не помню уж точно, кажется, дохлым верблюдом, как вдруг услышал сзади смешок и оглянулся.

Оказывается, пока я препирался с Мозгом, не замечая ничего вокруг, рядом остановилась одноместная ракета «Феррари», выкрашенная в модный алый цвет, с затемненными иллюминаторами, фосфорически мерцающими рулями и витыми спутниковыми антеннами — ракета, словно только что сошедшая со страниц рекламного каталога.

У открытого люка этой дивы стояла красивая молодая девушка и смотрела на меня, широко распахнув от изумления огромные зеленые глаза. Стояла она, судя по всему, давно и наверняка прослушала все двадцать страниц ругательств, которыми я себя осыпал. При одной мысли, что все так и было, мне сразу захотелось провалиться под… Да только куда провалишься в космосе?

— Что с вами? Отчего вы вначале били свою ракету ногами, а потом ругали себя? — сочувственно спросила девушка, включая радиосвязь.