Вселенная против Алекса Вудса

Тяжеленные двери отделения задержали нас на три мучительно длинные секунды. Преодолев их, я резко развернул кресло и помчался к лифтам. Следующие пять секунд я гнал так, что, сам удивляюсь, как не вывернул себе суставы. По инерции меня пронесло мимо ближайшего лифта на добрых два метра. Мистер Питерсон опасно накренился в своем кресле, но сумел удержаться. Я резко затормозил, больно ударившись грудью о спинку кресла, но времени восстановить дыхание не было. Развернувшись, я шесть или семь раз нажал на кнопку вызова лифта, предвкушая ужас ожидания, пока он доползет с первого этажа. Но нам повезло: двери раздвинулись почти сразу. Лифт пришел пустым. Они уже поехали обратно, когда мы услышали торопливый перестук шагов. В ушах у меня стучала кровь. В сужающейся щели появилась фигура сестры Флетчер. Рядом с ней топал коренастый санитар. Понятия не имею, откуда он взялся, но в любом случае они опоздали: двери закрылись, и лифт тронулся вниз. Спустившись на первый этаж, мы пулей вылетели в холл. Необходимость дикой спешки уже отпала — холл по-прежнему пустовал, — мало того, она сейчас только вредила, но я ничего не мог с собой поделать: в моей крови кипело столько адреналина, а в мозгу и конечностях бурлило столько кислорода, что перейти на шаг было выше моих сил. Думаю, ни один спасатель не доставлял пациента в эту больницу с такой скоростью, с какой я вывез из нее мистера Питерсона. С пандуса у входа мы скатились как с трамплина, вихрем промчались мимо ошарашенного курильщика — непривычные к такому обращению колеса издали жалобный скрип — и пролетели двадцать метров до машины, остановившись в футе от пассажирского сиденья.

Я действовал быстро и решительно. Поднял мистера Питерсона — он показался мне легким как пушинка, усадил в машину, сложил кресло и машинально запихнул на заднее сиденье. Три минуты спустя я уже выруливал на стоянку супермаркета «Теско», окаймленную рядом высоких деревьев, служивших хорошим укрытием.

Я выключил свет в машине и стал ждать, пока перестанут трястись руки.

Мистер Питерсон написал:

Ты молодчина. Я тобой горжусь.

У меня на глаза навернулись слезы. Пришлось сделать десяток глубоких вдохов.

— Не знаю, зачем я взял кресло, — признался я. — Хотел оставить его на больничной стоянке. Ладно, потом верну. Воровать нехорошо…

Мистер Питерсон издал сдавленный квакающий звук, и я испугался, что он задыхается. Потом до меня дошло, что он смеется. Тогда я тоже засмеялся. Только не так, как смеются удачной шутке. Меня сотрясал истерический хохот, похожий на лай гиены, от которого по щекам текли слезы. Только через несколько минут я успокоился настолько, чтобы суметь прочитать очередную записку мистера Питерсона.

Ты в норме?

— Да.

Отлично. Тогда делаем ноги.

Я завел мотор, и мы тронулись в путь. Спустя десять минут мы уже выбрались на шоссе А303, направляясь на восток, в сгущавшуюся ночь.

Глава 21 Элементарные частицы

Стр. 298 Мы высадились в Кале около шести утра по местному времени. Над восточным горизонтом едва-едва занимался рассвет. Спустя несколько минут мы уже покидали порт. На таможне нам не задали ни одного вопроса. Мы проехали около сотни миль и на подступах к Сен-Кантену сделали первую остановку, чтобы позавтракать.

Переправа прошла без приключений. На пароме мистер Питерсон начал клевать носом и наконец уснул. Пристроив его кресло в укромном уголке на нижней пассажирской палубе, я отправился наверх. Я впервые ступил на борт морского судна. И впервые оторвался от дома на такое расстояние — раньше я дальше Лондона никуда не ездил. Я простоял добрых полтора часа, облокотившись о борт и глядя, как подо мной вспухает и опадает черная толща воды, а над головой мерцают звезды. На палубе было пусто: немногочисленные пассажиры предпочли остаться на нижней палубе. Никто не нарушал моего уединения, я слушал плеск волн и наблюдал за едва заметными изменениями в небе. Приглушенный свет, горевший на пароме, был не в силах рассеять окружающую темноту, в которой ясно различалась широкая серебристая лента Млечного Пути, выныривающая из-за кормы в созвездии Кассиопеи и бегущая по небу к Стрельцу, чтобы под ним упасть в море. Над правым бортом я видел Сатурн в созвездии Девы, над левым — Венеру в Рыбах. Открытый чистый горизонт сообщал картине неба необычайную симметрию и гармонию. Мелькнула мысль о маме — она наверняка развила бы целую теорию насчет того, что означает данное расположение светил. Но обдумывать ее я не стал. Я вообще ни о чем не думал, а просто стоял и смотрел, позволив сознанию порхать от ощущения к ощущению, словно бабочка на теплом ветру.