Всего понемножку

— Билли, — говорю я, — погода и все ее составляющие всегда были для меня серьезным предметом. Метеорология — это мое больное место. Никто не смеет поднимать при мне вопросы температуры, влажности и яркости солнечного света, если он не готов двинуться дальше и обсудить хотя бы показания барометра. Я собираюсь вернуться к тому человеку и научить его искусству продолжительной беседы. Ты говоришь, что по нью-йоркскому этикету можно ограничиться двумя словами, не требующими ответа. Ну а я заставлю его превратиться в бюро погоды и закончить то, что он начал, да еще с добавкой мелких попутных замечаний на родственные темы.

Саммерс пробовал меня переубедить, но я уже малость разгорячился, сел в трамвай и поехал обратно в кафе. Тот парень был еще там: он бродил в своем жалком заведении, похожем на загон для скота, укомплектованный столами и стульями. Несколько человек сидели за выпивкой и криво ухмылялись друг дружке.

Я отозвал парня в сторонку и загнал его в угол. Потом расстегнул на себе две-три пуговицы, чтобы ему был виден револьвер тридцать восьмого калибра, который я ношу под курткой.

— Дружище, — говорю я, — совсем недавно я заходил сюда, а вы воспользовались случаем и отметили, что денек выдался славный. Но когда я решил подкрепить вашу гипотезу дополнительными фактами, вы повернулись ко мне спиной и ушли. А теперь, — говорю я, — вы, надутое чучело с неповоротливым языком и лягушачьей душонкой, жалкая помесь шпицбергенского морского кока и безголосой креветки, начнете обсуждать погоду с того места, где остановились.

Парень смотрит на меня и пытается изобразить улыбку, но видит, что я не шучу, и отказывается от этой затеи. — Ну, — говорит он, поглядывая на рукоятку моего револьвера, — день в общем был неплохой; хотя, я бы сказал, жарковатый.

— Бросьте вилять, — говорю я, — меня интересуют детали, развитие темы, а не общие контуры. Не надо заниматься со мной стенографией, иначе вы рискуете нарваться на крупные неприятности.

— Вчера вроде как собирался дождик, — говорит он, — но к полудню опять развиднелось. А я слыхал, фермеры на севере давно ждут не дождутся хорошей грозы.

— Вот это другое дело, — говорю я. — Отряхните со своих копыт нью-йоркскую пыль и будьте по-настоящему любезным кентавром. Вам удалось сломать лед, и с каждой минутой мы все больше узнаем друг о друге. Сдается мне, я интересовался вашими родными?

— Они все здоровы, благодарю, — говорит он. — У нас… у нас теперь новое пианино.

— Вы превзошли самого себя, — говорю я, — и наконец-то начинаете избавляться от своей патологической сдержанности. Это маленькое замечание насчет пианино сделало нас почти братьями. А как зовут вашего младшенького? — спрашиваю я.

— Томас, — говорит парень. — Он у нас недавно переболел корью.

— У меня такое ощущение, что мы знакомы уже целую вечность, — говорю я. — Остался всего один вопрос: вы не жалеете о том, что открыли свое кафе?

— В общем-то нет, — говорит он. — Я даже немного откладываю.

— Рад это слышать, — говорю я. — А теперь возвращайтесь к работе и впредь будьте воспитаннее. Не трогайте погоду, пока не почувствуете, что готовы обсудить ее в более личной манере. Эта тема самой природой предназначена для теплого общения и завязывания дружеских уз, и мне больно видеть, что в вашем городе ее используют как мелкую разменную монету. На следующий день я скатал одеяла и отправился из Нью-Йорка в родные края.

Тут Бад умолк, но мы еще медлили у костра и лишь спустя долгое время стали мало-помалу расходиться на ночлег.

Стеля себе постель, я услыхал обращенный к Баду голос юнца с щеголеватой прической, в котором звучало нечто вроде беспокойства: — Вот я и говорю, мистер Кингсбери, вечер сегодня приятный на редкость. Свежий ласковый ветерок, и звезды сияют, и чистый воздух — все это вместе создает прямо-таки незабываемое впечатление.

— Да, — ответил Бад, — вечер и впрямь неплохой.

Призрак возможности

Перевод В. Жак.

— Да, с носилками за плечами! — трагически повторила миссис Кинсолвинг.

Миссис Бэлами Бэлмор сочувственно подняла брови. Этим она выразила соболезнование и щедрое количество вежливого удивления.

— Представьте, — снова начала миссис Кинсолвинг, — она всюду говорит, что видела привидение в комнате, которую занимала, — в нашей лучшей комнате для гостей, — видела призрак старого мужчины в рабочем комбинезоне, с трубкой и носилками. Самая невероятность этого свидетельствует о ее злостном намерении. Никогда ни один Кинсолвинг не ходил с носилками для кирпичей. Всем известно, что отец мистера Кинсолвинга нажил свое богатство на крупных строительных подрядах, но он никогда, ни одного дня не работал на стройке сам. Этот дом строился по его плану, но, боже мой, носилки! Почему она была так жестока и коварна!