Всего одна жизнь

— Послушайте, — не выдержал Ванечка, его круглое лицо с большой, во весь лоб, залысиной покраснело. — Оставьте эту тему. И привыкните к тому, что у меня другая манера работы с людьми.

— Господи, перестаньте наконец! — неожиданно воскликнула Прасковья Михайловна, подходя к столу. — Прошу вас, переведите меня из хирургии, переведите куда-нибудь!.. Или увольте… Я не сбегаю, я готова за все ответить… Я просто не могу… — Она бросила на стол бумагу, которую держала в руках, и выбежала из кабинета.

Пауза получилась долгой. Тишину нарушал только щегол, приглушенно высвистывавший песню.

— Ох, женщины!.. — вздохнул Ванечка. — Вот видите. Нельзя доводить людей до такого состояния.

Кобылянская села, вытерла лицо. Ей было жаль Прасковью.

— Никто ее не доводил. Я говорила вам — у нее была истерика… Все эти мальчишки… Им на все наплевать, они ничего не боятся! Анархисты какие-то!..

— При чем здесь они? — устало сказал Ванечка. — И вообще сомневаюсь, чтобы страх был стимулом в работе.

— Напрасно! — оживилась Кобылянская. — Напрасно сомневаетесь, Иван Степанович! Для добросовестного врача страх — не помеха, а лоботряса заставляет быть добросовестным. У постели больного — не место для воспитания!

Ванечка с удивлением посмотрел на нее:

— Ну, а если врач не у постели больного? Администратор, скажем? Вот вы, например, можете, значит, и без страха?

— Почему же? Если я плохо буду работать, меня снимут… В общем, каждый опасается оказаться недостойным того места, которое занимает. Разве не так? Вы ведь тоже не можете не думать об этом, и даже министр…

Ванечка почувствовал неловкость.

— Какие-то теории странные, не отвечающие духу нашей морали… Ну, ладно… Я вас больше не задерживаю.

После того как начмед вышла, он некоторое время еще сидел, растерянно уставившись в лежавшую перед ним папку. Черт бы их побрал, этих баб! Надо же устроить такую возню…

Он посмотрел на часы. Половина пятого. Встал, потянулся, словно сбрасывая с себя груз неприятного разговора, прошел к окну. Голубое небо проглядывал о между деревьев. Позвонит Лидия Антоновна или нет? Ванечка почувствовал, как прихлынула к голове кровь, застучала в висках. Какая женщина, какая женщина! С ума можно сойти! Он моментально восстановил в памяти ее фигуру в обтягивающем костюме, движущуюся от машины к парадной… И тут его поразила мысль: а вдруг это она звонила — во время разговора с хирургами?.. Ванечка в волнении прошелся по кабинету. Наконец рассудил: если это была действительно она, позвонит снова.

Он взял со стола оставленный Прасковьей Михайловной лист, стал рассеянно читать: «Прошу уволить меня…» Сел в кресло, выдвинул ящик, сунул в него заявление. Все перемелется… И снова, откинувшись на спинку, стал думать о Лидии Антоновне. Представил, как сидят они на заднем диване мчащейся машины, близко сидят… Можно ведь катануть на дачу, подумал он, — хозяева не вернулись еще, а жена с детьми уже съехали… Конечно, там ведь никого! А ключ?.. Он торопливо потянул на себя ящик стола, начал рыться в нем. Его ключ где-то здесь…

Телефонный звонок заставил вздрогнуть. Ванечка схватил трубку:

— Я слушаю.

— Иван Степанович? Здравствуй.

Ванечка ошалело смотрел на трубку.

— …Мне сказали, ты заезжал сегодня ко мне, — говорил заведующий горздравотделом. — По делу?

— Здравствуйте, Иннокентий Александрович! — Ванечка пришел в себя. — С возвращением вас!

— Ну, брат ты мой, с возвращением из отпуска можно и не поздравлять, — рассмеялся заведующий.

— Считайте, что я себя с этим поздравляю.

— Не торопись. Я еще не смотрел твой полугодовой отчет.

— Иннокентий Александрович, у нас все в порядке.

— Надеюсь. Не напрасно же мы тебе квартиру дали. Новоселье не зажмешь?

— Что вы, что вы!..

Ванечка несколько лет работал в горздравотделе, в аппарате Иннокентия Александровича, и тот относился к нему, как к человеку надежному, способному, да и просто приятному, своему. Переводя Ванечку в больницу, сулили квартиру, и вот нынешним летом, через два года, дали трехкомнатную.

— Что у тебя со строительством? — спрашивал Иннокентий Александрович. — Городу очень нужны койки. Вот только сейчас был об этом разговор в исполкоме.

— Финансисты затирают, — пожаловался Ванечка.

— Ты мне оставь эти разговоры! — строго сказал заведующий. — Не хочешь ни с кем ругаться. Я тебя знаю. Через неделю отчитаешься по всем этим вопросам. В конце месяца наш отдел слушают. Понял?

— Понял.

— Что понял?

— Все будет сделано.

Иннокентий Александрович снова рассмеялся.

— А без моего напоминания не раскачаться никак? Чем ты там занят был?

Ванечка глубоко вздохнул, подвигал папку.

— Послезавтра вот почку пересаживать будем.

— Что будете? — не понял заведующий.

— Почку пересаживать.

— Ах, почку! Это хорошо. Но нам бы так сделать, чтобы больные с гипертоническими кризами не лежали в коридорах. Вот задача.

— Это верно.

— То-то, что верно… А чего вы за почки принялись? Урологическая клиника уже не справляется?

Ванечка замялся, болезненно поморщился:

— Федор Родионович считает…

Заведующий хмыкнул.