- Как бы ты не был хорош, всегда найдется кто-то получше, - мудро сказал он, затем посмотрел в сторону. - Кстати, как бы ты себя чувствовала, если бы таблоиды узнали, что мы здесь обедаем? Ты не возражаешь, если я выставлю нас в свет?
Подумав об этом несколько мгновений, я ответила.
- Вообще-то нет. Но это может не понравиться моему отцу. - Я злобно ухмыльнулся. - Так что я не возражаю!
- Отлично, потому что я заметил здесь несколько папарацци, - ухмыльнулся он. - Я уже вижу заголовок:
- Ну, не такой уж и незнакомкой, - напомнила я ему. - мой отец довольно крупный специалист в своей области. Они могли бы узнать во мне "непокорную молодую дочь". Так меня однажды назвали в каком-то журнале.
- Ты действительно не возражаешь? - его ухмылка стала еще шире.
- Ну, ты, кажется, не возражаешь против рекламы, и против разоблачения, - я многозначительно посмотрела на него.
- Ты бы удивилась, узнав, сколько женщин, с которыми я встречался, либо жаждали славы, либо избегали ее.
Это заставило меня задуматься.
- А с кем ты вообще встречалась?
По какой-то причине мой вопрос заставил его замолчать. Его взгляд стал непроницаемым, когда он наконец ответил:
- До тебя я встречался с некоторыми супермоделями и актрисами, которые были хороши для моей репутации и рекламы, как для красивого Холостяка в поисках жены.
Осознав, что он сказал, я прищурилась.
- А что изменилось после меня?
Он пожал плечами, но это было больше похоже на притворное безразличие. Его глаза превратились в расплавленное серебро.
- Ничего не изменилось.
Я уже собиралась ответить на его фразу, но прежде чем я успела заговорить, кто-то поймал мой взгляд. Оглянувшись, я увидела долговязого мальчика лет четырнадцати, вошедшего в ресторан с задумчивым подростковым выражением на красивом молодом лице. У него была копна растрепанных темно-русых волос и блестящие глаза, такого светлого оттенка, почти как у нас с Уэйном. Не понимая, почему он вообще привлек мое внимание, я снова посмотрела на Уэйна, игнорируя парня.
Мы ели молча в течение нескольких минут, пока нас не прервал звук саксофона. И Уэйн, и я посмотрели на маленькую сцену в ресторане, где тот мальчик, которого я только что видела, стоял и играл. Я не была экспертом в джазовой музыке, но это звучало так, как будто он был настоящим профи. Я даже не думаю, что он пропустил хоть одну ноту.
Уэйн, должно быть, тоже подумал об этом, потому что пробормотал:
- Этот парень чертовски хороший саксофонист.
- Согласна, - кивнула я, искоса поглядывая на чудо-мальчика. - А еще он очень милый.
Уэйн усмехнулся.
- Слава Богу, у меня есть и то и другое, иначе могла возникнуть неловкость.
Я приподняла бровь.
- А кто сказал, что и ты тоже?
Его ухмылка стала шире, когда его глаза вспыхнули красивым серебром, полностью привлекая мое внимание к парню с саксофоном.
- Ты же знаешь, как я физически пропорционален, и разве я не угодил тебе раньше своими ловкими пальцами?
Сморщив нос от отвращения, я одарила его своим надменным взглядом и откинула волосы назад.
-Ты говоришь такие отвратительные слова, Уэйн, было бы чудом, если бы я когда-нибудь смогла заставить себя не спать с тобой.
Ему помешали ответить – хотя, судя по дьявольскому блеску в его глазах, он очень хотел этого - восторженные хлопки, когда мальчишка закончил играть. Мы оба повернулись, чтобы посмотреть на него, и увидели, что он почти безразлично смотрит на публику. Кивнув толпе в знак признательности, он глубоко вздохнул и перешел к другой сольной пьесе для саксофона.
По молчаливому взаимному согласию мы с Уэйном остались в ресторане даже после того, как закончили есть. Мы шутили и разговаривали, но в основном мы просто слушали ребенка. Он был потным и казался уставшим от выдыхания звуков, но не сдавался, не позволял себе перестать быть чем-то далеким от совершенства. Это было чрезвычайно восхитительно.
Как только игра закончилась, малыш прижал саксофон к груди, и шагнул вперед, низко кланяясь. Все зааплодировали, в том числе Уэйн и я, и ребенок принял все это с пустым лицом. Когда я посмотрела в его глаза, я была почти удивлена, увидев отражение чего-то очень знакомого.
Его глаза были мертвыми. Пустыми. Далекими. Я знала этот взгляд. Я тоже видела это в своих собственных глазах.
Я стояла перед большим зеркалом, одетая в самое розовое платье, которое я когда-либо видела, стилизованное в греческом стиле. Меня дико тошнило от этого образа, но так видела Эмма, в своем мире "розовых пони".
Рядом со мной стояли Диана и Милана, одетые так же. Хотя официально я не была подружкой невесты, я все еще считалась таковой, и поэтому я должна была прийти сегодня в магазин причудливых свадебных платьев.