Всего один шаг

«Рома, это Гауя. Пора, канал готов»

«Одну минуту, ладно?»

«Да хоть две» – шелестит бесплотный смех.

Я зажигаю виртуальный экран. Я и на сей раз не поговорил с Катей, я даже не успел увидеть своих бывших товарищей. Но всё это взрослые люди. А вот без этого сеанса связи не обойтись.

В комнате за столом сидит пацанчик, рисуя что-то в альбоме. Я смещаю ракурс, и вижу – картина изображает нечто крайне звездатое, с нимбом-пузырём вокруг головы и куриными крылышками. Для тех, кто ни хрена не смыслит в живописи, внизу имеется поясняющая надпись: «Ангел Рома. Космичиский». Да, я и забыл, что ребёнок сей уже посещает школу.

– Здравствуй, Олежка, – я включаю обратную связь.

Мальчик стремительно оборачивается, бросается ко мне.

– Ангел Рома! Я знал, я знал!

Пацан проскакивает сквозь мою голограмму навылет, и мне приходится смещать точку обзора.

– Тише, Олежка. Я сейчас далеко, у индейцев. Так что вживую к тебе попасть не смогу, ты уж извини. Это как бы моё изображение. Мне хотелось тебя повидать и поговорить немного.

Олежка смотрит на меня во все глаза.

– А ты почему голый, Рома? Ты что ли в баню пошёл, да?

М-да, этого я не учёл.

– Да тут жарко, Олежка, и потом, тут наши друзья. Зачем носить боевой скафандр всё время, если жарко. Ты же кино про индейцев видел? Разве они тепло одеты?

– У них фартуки такие, и перья на голове.

– Ну так это у них. Перья у меня свои, – я распахиваю крылья во всю ширь, нарочно, чтобы доставить ребёнку удовольствие, – а фартук… Ну где ты видел космических ангелов в фартуках? Нам это не к лицу.

Олежка кивает головой, и я даже без телепатии ясно вижу – последний аргумент он признаёт как нельзя более убедительным. Уж лучше голый космический ангел, чем в фартуке. Ломать имидж никак нельзя.

– А покажи мне индейца, Рома.

Я в растерянности оглядываюсь на Манко Капака. Нет, определённо нельзя давать детям поблажки, враз на голову сядут. И чуть не смеюсь вслух. Старый индеец быстро скидывает майку и втыкает под налобную повязку перо – судя по виду куриное, но для импровизации сойдёт. Что касается камуфляжных штанов, то им позавидовал бы и сам Чингачгук Большой Змей.

– Оле, амиго! – старый Манко входит в кадр, приветственно подняв свободную от оружия руку.

– Это он говорит тебе: «привет, друг» – перевожу я.

– Здравствуйте, дедушка индеец. – вежливо здоровается Олежка, и я уже еле сдерживаю смех. Дети обычно сразу видят суть. Даже если Манко Капак водрузит на голову перья всех кондоров в округе, он останется дедушкой.

Длинный мелодичный сигнал, и я улавливаю – Гауя дала его нарочно, чтобы поторопить меня и одновременно дать это понять ребёнку. Все всё понимают…

– Всё, Олежка, у меня нет времени. В другой раз поговорим подольше.

– А скоро?

Я вздыхаю.

– Этого я не знаю. Понимаешь, мы же живём не на Земле, и прилетаем только тогда, когда нужна наша помощь.

Мальчик снова кивает, нимало не сомневаясь в правдивости моих слов. Ясен пень, всё это давно известно любому, смотревшему японские мультики… Но я так же ясно вижу его огорчение.

– Ты прилетай, ангел Рома, – тихо, серьёзно говорит мальчик. – Я буду ждать.

* * *

Транспортный кокон выгружает меня довольно высоко, и я круто пикирую к собственному дому. Сетка, загораживающая входной проём, резко опускается и тут же поднимается, едва впустив меня внутрь.

– Ага, а вот и наш папа прилетел! – Ирочка придерживает Мауну за руки, облегчая ей ходьбу, точь-в-точь как это делают и человеческие женщины. Впрочем, наша дочура уже почти не нуждается в поддержке. Ангельские младенцы учатся быстро, и период ползанья у них очень краток. Несколько дней, и в нашем жилище будет маленький живой ураганчик.

Верещащий живой кулёк обрушивается мне на голову, вцепляясь всеми лапками в волосы. Нечаянная радость искренне рада появлению хозяина.

– Ну здравствуй, здравствуй, зверь!

Ирочка уже подходит ко мне, мягко снимает летучую соню с моей головы.

«Ну здравствуй, здравствуй, муж мой» – я ощущаю на губах тот самый щекочущий поцелуй. Как пёрышком.

«Я вернулся» – возвращаю жене поцелуй с процентами. С огромными процентами…

– А у нас есть сюрприз для папы.

– Какой? – но я уже вижу-ощущаю. – Да не может быть!

– Да, да, – Ирочка улавливает, что я уже уловил – Оно. Первое слово.

Все младенцы разумных во всех населённых мирах, говорящие звуком – а другие нам пока неизвестны – и где у детёнышей имеется мать, начинают свои речи одинаково – «мама». Почему? Ну неужели непонятно? Во-первых, мама – это самое первое и самое главное в жизни любого младенца. А во-вторых, слово «мама» у всех говорящих вслух максимально адаптировано к речи младенца. У человеков вот это именно «ма-ма», лепет-мяуканье человеческого младенца. А у ангелов этакий чирикающий звук.

Но мне нужны доказательства.

Я перевожу взгляд на сидящую на полу нашу любимую дочуру.

– А ну-ка скажи папе! Скажи папе!

Малышка не против. Чего не сделаешь ради папы?

– Рома! – коротко и чётко произносит она, протягивая ко мне свои ручонки. – Дай!

Ребёнок говорит «дай» по-русски, и мой ангельский лик стремительно утрачивает своё ангельство, принимая выражение типичного балбеса.