Он безнадежно вздохнул. Жизнь в Пенроузе сделала его уязвимым. А ведь из всех людей именно ему следовало бы знать, как опасно кому-то доверять.
– Она не может продолжать так жить и дальше. Ей нельзя…
Его прервал неистовый стук в дверь кабинета.
– Войдите.
В дверном проеме появилась измученная гувернантка Фэрли. Руки ее дрожали, она судорожно сжимала и разжимала кулаки.
– Милорд, я с величайшим сожалением вынуждена сообщить вам, что ваша дочь снова заставила меня бегать за ней, а теперь я нигде не могу ее найти. – Щеки мисс Бидцлуорд ярко покраснели.
Безобразница.
– Хм. Вы не пробовали поискать в конюшнях?
– Нет, сэр. Я полагала, после вашего предупреждения она больше не будет так делать.
Он поднял брови:
– О моей дочери лучше не строить никаких предположений, мисс Бидцлуорд.
Мистер Браун снова усмехнулся, сверкнув голубыми глазами.
– Сэр… – начала пожилая гувернантка.
– А как насчет сокольни?
– Сэр…
– Или сенного сарая? Там на стропилах висят качели…
Мисс Бидцлуорд совершила немыслимое – она перебила своего нанимателя.
– Сэр, я пытаюсь сказать вам, что увольняюсь. Простите, но так больше не может продолжаться.
Она приняла величественную позу, выглядевшую несколько смешно – волосы грозной дамы совершенно растрепались, а шпильки торчали в разные стороны.
– Я могу позволить себе говорить с вами совершенно откровенно, сэр, поскольку я решила удалиться в Сомерсет к своей сестре. Ваша дочь абсолютно неисправима. Никогда за все свои тридцать лет работы не видела я ребенка столь испорченного и столь неспособного и нежелающего учиться.
Гувернантка, высказав все, что было у нее на душе – а она не позволяла себе такого ни разу за последние три десятка лет, – быстро растеряла пар.
– Хотите еще что-нибудь добавить, мисс Бидцлуорд? – обманчиво спокойным голосом спросил Куинн.
– Я прошу довезти меня до ближайшей деревни, где я сяду на первую же почтовую карету.
Куинн пообещал выплатить ей полную плату за квартал, несмотря на обстоятельства, и вежливо попрощался с последней из шести гувернанток за последние шесть лет.
– Позвольте мне сопроводить вас, мадам, – сказал мистер Браун, – удобно ли будет вам отправиться через час?
Гувернантка горячо закивала и отправилась восвояси, громко хлопнув дверью.
– Похоже, вы получаете удовольствие, общаясь с разъяренными женщинами, мистер Браун.
– Как и вы, милорд.
– Здесь вы ошибаетесь. Я упрямых женщин всего лишь терплю.
– Прошу извинить меня, но, знаете ли, учитывая характер вашей дочери, я бы посоветовал вам изменить свое отношение к женскому упрямству. – Пожилой мужчина как будто хотел добавить еще что-то.
– Говорите же, мистер Браун.
– Ведь есть еще Джорджиана Уайлд – или Фортескью?
– Будьте осторожны, сэр. Мне кажется, у вас и так достаточно поводов для беспокойства. Что подумает Ата, если увидит, как вы провожаете гувернантку?
– Не беспокойтесь обо мне, сэр. Я знаю бабушку Дьявола уже пятьдесят лет. Мою старую тушу уже ничем не напугать.
– Вы храбрый человек, мистер Браун. Храбрее, чем я.
– Не знаю, милорд. Я думаю, вы понимаете, какое удовольствие можно получить, общаясь с умными женщинами…
Куинн не дал ему закончить:
– Спасибо, мистер Браун.
Через четверть часа Куинн, ускоряя шаг, вышел из амбара, не обращая внимания на прилипшие к одежде соломинки. Ему вдруг стало страшно, и он побежал. Ло-Пул. Нет. Она не сделает этого. Он специально запретил Фэрли ходить туда одной. Она не сумеет плавать. Не умеет…
Спускаясь по склону поросшего лесом холма у озера, он увидел вдалеке две фигуры – одну грациозную и темноволосую, другую – маленькую и белокурую.
Остановившись и глядя на них, он попытался успокоить дыхание, но не улегшийся еще страх за дочь мешал ему. Или, по крайней мере, он пытался уверить себя, что причина в этом. Он уже больше полутора суток старался не думать о Джорджиане.
Тот поцелуй…
Впрочем, можно было ожидать чего-то подобного. Он уже давным-давно не удовлетворял свои естественные потребности. Много лет назад он отказался от близкого общения с женщинами – включая жену и даже шлюх, предлагавших свои услуги по очень выгодной цене в лучших борделях худших районов города.
От них он отказался в последнюю очередь. Временное облегчение не стоило возможных последствий, и он не мог позволить себе пуститься по скользкому пути разврата.
Возможно, подумал Куинн, именно поэтому он вдруг решил пожить в Пенроузе. Здесь ему было легче избегать приглашений от матерей со свадьбой на уме и распущенных жен городских знакомых.
Он считал, что спокойно может обойтись без женщин. Куинн всегда гордился своей способностью сохранять самоконтроль даже в самых отчаянных ситуациях.
До поцелуя.
Неистовый взгляд Джорджианы – отчаянное желание в ее глазах – было почти невозможно выдержать. Если бы ему хватило смелости признать это, он бы, наверное, испугался открытости, которую увидел – ведь его душе не было ничего, кроме такого же чувства… Он безжалостно отогнал эту мысль.