Кристиану казалось, что он видит сон, кошмарный сои. Вокруг было темно, и он решил, что находится в брюхе змеи, — значит, она все-таки проглотила его. Стало быть, она не умерла, она шевелилась, барахталась под ним, сжимала его руки и ноги, высоко поднимала и низко опускала его. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.
— Суньте ему в рот ключ от церкви, — услышал он чей-то голос как будто издалека. Звук замер, и вместе с ним кончился и его кошмарный сон; он проснулся, совершенно обессиленный.
Кристиан лежал на кровати, рядом стояли крестный и незнакомая женщина.
Его хватились и нашли. У него были сильные судороги или, вернее, что-то вроде припадка — раньше с ним такого никогда не случалось. Теперь мальчик пришел в сознание, только глаза болели. Он четко помнил, что произошло.
— Лишь бы Господь сохранил ему рассудок! — вздохнула женщина.
— Он у меня получит, — сказал крестный. — Да так, что кровь потечет по пяткам.
— Мои сорванцы свое уже получили, — заверила женщина. — Хотя, Бог свидетель, они ни в чем не виноваты.
Чтобы восстановить силы Кристиана и поднять ему настроение, ему дали крендель и немного меду. Крестный посадил его себе за спину и понес к берегу — ведь домой они обязательно должны были вернуться сегодня вечером. По ту сторону фьорда мигали огоньки Свеннборга; у самого берега рыбаки с фонарями ловили угрей; наступила летняя ночь, безветренная и прохладная.
VII
В путь, мой друг! Всем цветам
Здесь и там
Расцветать
И цветов не сосчитать.
Так что, друг, ты в пути
Не грусти: Весел будь,
И веселым будет путь.
В народе верят, что пыльца с цветка барбариса — яд для зерна, от нее на спелом колосе появляются пятна разъедающей ржавчины. Благороднейший, ослепительно белый мак через год теряет свой цвет, если растет среди пестрых. Незримая рука, которая изменяет первоначальный элемент в его развитии, называется окружающей средой.
Когда ваятель формует мягкую глину, мы не сразу можем понять, какое произведение он собирается создать. Требуется время и труд, пока перед нами предстанет гипсовый слепок, и только после этого оживет под ударами резца мрамор. Насколько же труднее предугадать в ребенке его развитие и судьбу! Вот мы видим бедного паренька в Свеннборге. Его внутренний инстинкт и влияния извне показывают, словно стрелка компаса, только два противоположных друг другу направления. Он станет либо выдающимся артистом, либо убогим, растерянным горемыкой. Цветочная пыльца окружающей среды уже воздействует на него своими запахами и красками.
Бог мелодий поцеловал его еще в колыбели, но что принесет ему песнь богинь времени — вдохновение или безумие? Граница между тем и другим узка. Предстоит ли ему вызывать восторг тысячной толпы или, может быть, на старости лет он будет в убогом трактире играть перед буйной, грубой молодежью, подвергаться насмешкам и слыть придурковатым за свою вечную погруженность в мечты, — он, чья душа получила незримое крещение музыкой?
Известно, что герцог Рейхнггадтский был мертворожденным; напрасны были все усилия вдохнуть в него жизнь; но когда грянул залп сотен пушек, младенец открыл глаза и у него появился пульс. Он был сыном великого императора, и потому мир узнал эту историю; однако же никто не знает очень похожей, случившейся с ребенком из бедной семьи: он тоже был трупом, новорожденным трупом, его уже положили на стол у разбитого окна, но тут с улицы донеслись звуки флейты и скрипок — мимо проходили бродячие музыканты; сильный женский голос запел грустную песню, и новорожденный открыл глаза и пошевелил ручонкой. Звуки ли вернули обратно его отлетавшую душу, чтобы она делала свое дело здесь, на земле, или это было всего лишь случайное совпадение, на которое всегда ссылаются здравомыслящие люди?
Он мог стать выдающимся артистом, а мог — жалким бедолагой, воробышком с крыльями, украшенными фольгой, которого за это украшение другие воробьи готовы заклевать до крови. Ну а если он и стал бы артистом? Много ли было бы в том для него проку? Много ли славы для человечества с его гордым сердцем? Люди стираются с лица земли и забываются, как снежинки, упавшие в текущую реку, есть лишь единицы, чье дело и имя сохраняются в будущих веках. Завидная судьба! Но грядущие радости могут ожидать нас в новом существовании, где не важно, как высоко мы стоим, лишь бы стояли прочно! Такова утешительная песнь мира, это гулкий, как грохот прибоя, рокот огромных человеческих волн, утешающих себя, обрушиваясь на берег вечности.
По узлам на стволе большой ели мы можем узнать возраст дерева; на человеческой жизни также остаются заметные глазу зарубки. Важный переходный период, можно сказать, ключевой момент в детстве Кристиана представляло это лето: знакомство с Наоми, начало занятий музыкой, поездка на Торсенг.