Всего лишь измена

— Ой! — Майка махнула рукой, — Это раньше давали! А щас как попросишь. Мы в комнату нары поставили вместо кроватей. И теперь вместо трёх человек будет пять.

— Нары, — скривилась я, — Как в тюрьме что ли?

Но Майка была неподкупна. Ни домашней едой, ни удобной постелью, не смогла возвратить свою дочь «под крыло».

Костик меня утешал:

— Майка взрослая. Глядишь, скоро замуж надумает.

— Да типун на язык! Не хватало, — почему-то расстроилась я.

— Да и тем более, она же первые курсы жила вместе с нами. Пускай напоследок хлебнёт.

— Чего хлебнёт? Дискомфорта?

— Студенческой жизни, — обиделся муж, — Того, чего у нас с тобой не было.

— Ну, у тебя, предположим, было, — напомнила я.

— И у тебя могло быть, — он вздохнул, намекая, что лучшие годы свои отдала не тому человеку…

Стою и любуюсь на клумбу с цветами. Тюльпаны качаются в такт ветерку. До чего же красиво! И нам повезло, что на первом этаже обитает семейная пара. Эльвира Степановна с мужем. Заядлые дачники! Это она превратила наш куцый газон в перспективный цветник.

Здесь всегда появляется что-нибудь новое. Так и в этом году, наравне с первоцветами, вырос кустик усыпанный белым. Как будто кусочек зимы в тёплом мае! Мелкий ворох цветов так похожий на снег, излучает свечение. Надо будет спросить у неё, как называются эти цветы. Посоветую Костиной маме.

— Вита, здравствуй! — к подъезду подходит соседка с четвёртого, Ольга Сысоева.

Её, точно в фильме «Служебный роман», как-то выдвинули по профсоюзной линии, и теперь не могут задвинуть обратно. Она — главная в нашем подъезде. Активистка, каких поискать! Жутко дотошная. «Душная», как говорят про таких. Хотя… С Ольгиной помощью наш подъезд в числе первых подвергли ремонту. Так что, польза от неё всё же есть.

Я здороваюсь. Мы обсуждаем погоду. И Ольга подводит меня к расположенной возле подъезда скамье:

— Значит, смотри, Вит! На повестке вопрос об установке камеры видеонаблюдения.

— А что случилось? — я хмурюсь.

— Да, в общем, ничего сверхсерьёзного. Просто Эльвира Степановна замучила! Кто-то жрёт её листья в зелёном углу. Ну, не её, а цветов!

Речь о фойе, где соседка устроила целый цветник. И всяк, кто впервые у нас, восхищенно вздыхает при входе.

Я кошусь на Капустина. Вряд ли! Но, при его любви к свежей зелени, всё может быть.

«Ну, так пускай сама ставит камеру. Причём тут все остальные?», — порываюсь сказать. Но не могу! Ведь Эльвира Степановна — наш пенсионер, на последние деньги она украшает подъезд, создаёт нам уют. А мы все ей обязаны. Но… Вдруг это всё же Капустин? Нет! В подъезде же есть и другие собаки. Почему это должен быть именно он?

— Значит, вот тут закорючку поставь, если «за». А то я к вам стучалась сегодня. Никто не открыл, — Ольга тычет листком.

— Так Шумилов тебе не откроет! Я ему запрещаю двери открывать.

— Почему? — хмурит брови соседка.

— Потому! — вспоминаю, — Как-то раз он открыл, и стал жертвой сетевого маркетинга.

— Эйвон, что ли? — хмыкает Ольга.

— Если бы! — я продолжаю, — Приобрёл «незаменимый в хозяйстве» набор бесполезных ножей, настенную бру, хлеборезку и портативную швейную машинку. И всё по исключительно низкой цене! Половину зарплаты потратил!

— Да ты что? — восклицает она.

— Как ребёнок, ей Богу! — я сетую.

— Учёный ум, он такой, — соглашается Ольга, — Неприспособленный к жизни.

— Неприспособленный, Оль, вообще, — ставлю подпись напротив квартиры. Пускай ставят камеру. В конце концов, можно подставки купить для цветов? А лучше выращивать кактусы! Тогда на них точно никто не польстится.

Пока мы болтали, Капустин пролез в круглый выступ ограды и выкопал что-то из буйнорастущих цветов.

— Цветовод, мать твою, — приглушённо ругаясь, я лезу туда, чтобы вытащить пса и вернуть в землю куст первоцветов.

Одна из луковиц, явно, надгрызена!

— Лучше б ты кости грыз! — говорю я Капустину. И бегу вместе с ним, пока пенсионерка Эльвира Степановна не увидела нас из окна.

Глава 4

С Костиком мы познакомились в школе. Он был завсегдатаем здесь, а мы с мамой купили квартиру у них во дворе. Точнее, обменяли! Когда папа нас бросил. Сейчас моя мама живёт в новостройке. А вот бабушки Костиной нет.

Я помню, мы с Милкой сидели на лавке, а мимо проехал мальчишка на велике. Его стригли коротко! Видимо, чтоб экономить шампунь? Он был кучерявый, как будто барашек. И худой, как кишка. Я пропустила его междометие мимо ушей. А вот Милка услышала свист, прозвучавший в наш адрес.

— Это что за свистун? — оглянулась.

— Не вертись! — приказала. Я как раз мастерила из светлых волос колосок. Мои было трудно собрать, они вились. Потому, по утрам, я сгребала их в плотный пучок на макушке. И распускала, когда возвращалась из школы домой.

Заколкой служил «царский гребень», который носила ещё моя бабушка, мамина мать. На верхушке имел крупный выступ, и вынуть его из волос было проще простого. Как-то раз Костик вынул, когда ехал мимо меня на своём старом велике.

— Ай! — громко вскрикнула я.

Освобождённые волосы тут же объял свежий мартовский ветер и бросил их мне на лицо.

— Ты чего без шапки ходишь? — спросил он, когда поравнялись.

Я протянула руку: