Будучи в некотором смысле аутсайдером этого социума, я предполагала, что все многообразие мнений, услышанных мной в этом обсуждении, отражает глубинные культурные особенности. Действительно ли собравшиеся специалисты считают, что сексуальные практики этой пары, хотя и добровольные и совершенно не предполагающие насилия, были слишком дикими и эксцентричными, а потому недопустимыми и безответственными в отношении серьезного дела, каковым является брак и создание семьи? Как будто сексуальное удовольствие и эротизм, даже если в них больше фантазии и игры, чем это обычно бывает, да еще и игры с агрессией и силой, недопустимы в жизни ответственных взрослых людей, находящихся в серьезных отношениях, основанных на любви.
После конференции я говорила со многими занимающимися семейными парами психотерапевтами из Южной Америки, Европы и с Ближнего Востока. Мы все чувствовали себя в некоторой дисгармонии с принятыми в Америке сексуальными нормами, но определить, в чем же именно заключается различие, было не так просто. Тема выражения сексуальности настолько перегружена табу, что обобщения опасны. Но если бы я позволила себе лишь одно замечание, я бы сказала, что американской культуре присущи уравниловка, прямолинейность, прагматизм и это неизбежно влияет на наши мысли и ощущения в отношении любви и секса. С другой стороны, взгляд жителей Латинской Америки и Европы на любовь отражает иные культурные ценности: людей там не пугают попытки обольщения, акцент делается на чувственности, допускается идея взаимной дополняемости (партнеры разные, но равные), и никто не требует полного уничтожения различий.
Правила спальни
Некоторые из лучших проявлений культуры Америки: вера в демократию, равенство, стремление к консенсусу и компромиссу, справедливость, взаимная терпимость — могут, в случае их слишком буквального переноса на территорию спальни, сделать секс очень скучным. Сексуальное желание — это одно, гражданское сознание — совсем другое. Оно управляется совершенно иными законами. Просвещенный эгалитаризм[18] — серьезнейшее преимущество современного общества, но он также способен оказывать негативное влияние на эротическую сторону жизни.
Элизабет потратила двадцать лет жизни на то, чтобы отучить Вито от поведения в стиле мачо, распространенного на юге Италии, и приучить его к правилам общежития, принятым в современном Нью-Йорке. Когда Вито говорит голосом дона Корлеоне: «Я думаю, теперь партнерство получается у нас лучше», — я понимаю, насколько серьезная культурная трансформация с ним произошла. Элизабет уже за сорок, и она считает себя гиперответственной. Она — школьный психолог и отвечает за благополучие четырехсот учеников младшей школы. Она также принимает решения по большинству вопросов дома: «Я всегда все делала правильно. Я очень добросовестно выполняю все дела: у меня есть список, и я ему следую. И в целом этот подход всегда работает. В любых отношениях моя задача — быть координатором, знающим и держащим все под контролем. Не могу вспомнить ни одного эпизода, когда бы я расслабилась, дала бы себе немного свободы или показалась безответственной». Элизабет замолкает и застенчиво улыбается: «А потом я познакомилась с Вито и узнала, насколько меня, оказывается, привлекает сексуальное подчинение. Такое поведение совершенно не соответствует тому, что я всегда о себе думала, но это так».
— Потому что секс — это та область, где можно ничего не контролировать и сохранять безопасность? — спросила я.
— Да.
— Это единственная сфера, где вам не нужно принимать решения, где вы ни за кого не отвечаете.
— Это почти как отпуск, — говорит Элизабет. — Не нужно думать о макияже, отвечать на звонки, руководить. Как будто я на прекрасном острове, далеко от моей обычной жизни. И мне ведь нужно лишь сделать шаг — и я оказываюсь совершенно другой, сексуальной и даже немного необузданной.
Элизабет хочет, чтобы ей управляли, говорили, что ей делать, — как будто эти проявления эротической стороны помогают компенсировать дисбаланс в ее жизни и пополнять запас чего-то важного. Она обожает чувство полного раскрепощения, которое неотделимо от ощущения беспомощности. И я бы сказала, что она возбуждается, когда ведет игру в этой как будто запрещенной зоне неравенства.
«Когда он берет меня почти силой, я чувствую себя очень сексуальной. Появляется какое-то напряжение. Как будто он так меня хочет, что не может держать себя в руках», — объясняет Элизабет. И Вито тут же продолжает: «Она тоже не держит себя в руках. Когда она мне уступает, я знаю, что неотразим».