«Всегда же со мною твой образ...»

Работаю понемногу, играючи. Много сплю, ем. Дождь мешает попользовать­ся речкою, воздухом, лесом. Жду, может, мы вместе пойдем за грибами. Их много в этом году. Мама начинает солить рыжики.

Вчера была снова в Издательстве. Третьего тома нет. Окончательно. Ну, ниче­го, он самый маленький — 26 авторских листов. Сделаем.

Как там наша гостья? Передавай ей привет. Старика жалко мне. Поехал зря, а приехал — уже назначили другого. Дикость. Но он уверен, что устроится.

Как чувствуешь себя? Нужно все-таки, чтобы ты приехал в Мамонтовку. Если появится у тебя какая-нибудь возможность. Может, с площадью здесь полу­чится. Если же нет — ориентировка на Шуру. Надо перебираться. Вот и все.

Жду письма.

* 25.11.1934. Москва.

Еще так близко стоишь ты возле меня, как в минуты перед отъездом, а уже звенят трамваи, надо оглядываться на каждом шагу, на каждый гудок. Москва...

Был у Шуры. Нашел ее в банке, в очереди, веселою, хорошо выглядит. (...) Мимоходом она сказала мне, что какая-то знакомая спрашивала у нее про квар­тирантов. Видишь, перспектива опять.

Бабушка уточнила эту перспективу: комната с ванною, отоплением и светом: газовою плитою, но 2000 р.

Если это всего — так я думаю, что на две вещи она разобьет эту сумму. Половина — это моя куртка, а вторая — это перевод. Только я пока что полагаю, а медведь в лесу. Завтра напишу уже более полное письмо.

Теперь еще о том, что недоговорено: спроси у Головача про Зарицкого и Семашкевича, а также про адрес и отчество Буйло. Также ты хотела написать письмо, а адрес я забрал: п/о Исаклы Ср.-Волжского края Сергиевский р-н полит­отдел МТС, Тимофей Кондратьевич и Анна Фоминична. (...)

Будь здорова, мая маленькая, родненькая-родненькая!

Дай мне лапку свою. С нею яснее, радостнее, полнее смотреть в будущее.

(Подпись)

Мать и Бороду приветствуй от меня.

* 1934. Ноябрь.

Чуть нахмурился день. Похолодало. Не собирается ли он послать тебе белую дорожку с первого молодого пушистого снега. Хочешь проехать, пройтись по дорожке этой? Будто по светлой дороге весенних садов первой весны нашей. Не с сожалением прошлого вспоминаю я ее, а с радостью окрепшего нашего сегод­няшнего. И через двенадцать часов дороги протягиваю тебе руки, привлекаю к себе ясноту, радость свою.

Вдруг (...) и неправдою сделались, а кажется, звучали реально совсем слова твои про очерствение, про привычку. Нет этого и в помине. Как в первые дни, не могу терпеть разлуку, как всегда хожу с именем, с рукой твоей, хочу и смотрю глазами твоими везде, где надо думать нам вместе. (...)

* 1935. (Без даты. — Т. К.)

Женик, милый!

Не вижу тебя и во сне, и из писем также мало слышу тебя, родную. Мало ты бываешь со мною, и потому особенно ощущается отсутствие. Так давно притраги­вались ко мне малые мои руки, далеко от меня губы твои, тревожные твои мысли.

Сколько солнца здесь, родненькая! Я прячусь от него в речку, как крокодил, за ставни комнаты, — достает. Представляю, как досаждает оно тебе, хотя ты ему и рада обычно.

Не хватает здесь маленькой моей женщины, обидно мне, что она там рабо­тает, перерыва себе не давая. Но я верю, что ты немного все же слушаешь меня. Надо беречь себя. Будет больше у нас светлых дней, на которых мы держимся в жизни, на берегах ее и в ее глубинах.

Приказываю головке не болеть, сердцу — биться, груди дышать спокойно. Пускай ходит по дому нагая, славная такая девушка, чуть важная, но готовая смеяться и дурачиться.

Минск интересует полнотою жизни, хорошим обликом, статными фигурами. Только я хожу один. А ты?

Я не готов здесь весь отдых высидеть. А то приезжай ты ко мне.

Мать не понимаю. Она хочет ехать, но что-то ее здесь задерживает. Я говорю, чтобы ехала — каждый день. Встревожилась, что голодаешь, — посылает тебе через Аксельрода яйца. Не мог уговорить.

Пиши мне! Не забудь зайти к доктору.

Вечерок здесь. Славно, милая!

Иди ко мне! Иди!

(Подпись)

11.05.1935. Минск.

Приветствую тебя, родной!

Еще лежу, но завтра думаю подняться. Чувствую себя очень странно. Есть ничего не могу — рвота. Кроме того, все тело в волдырях, которые я ночью раз­рываю, — реакция кожи на сыворотку.

Деньги мы получили, так что не беспокойся. Все-таки думаю скоро увидеть тебя.

Весна растет с каждым днем. Вчера Рафаилович притащил мне огромный букет черемухи.

Апельсины не присылай. Противно думать о них.

Как ты? Отдохнул ли уже по-настоящему? Больше писать трудно.

Женя.

Жду от тебя письма.

Минск. (Без даты. — Т. К.)

Приветствую, родной!