Всегда возвращаются птицы

Кроме колбасы из саквояжа появился второй газетный пакет с сайкой, нарезанным сыром и помидорами. Выставив на стол бутылку коньяка «Ереван», Валентин Маркович взглянул вопросительно:

– Как юное поколение смотрит на то, чтобы мы слегка зашибли муху?

– Нормально смотрит, – отозвался Андрей, хотя ему не казалось обычным, что отец допускает выпивку с сыном, каким бы он взрослым ни был.

– Дома нельзя – мама, – засмеялся проницательный Юра. – Все еще считает меня ребенком. А мы с папой вот малость позволяем себе иногда.

Покуривая «Краснопресненские», отец с сыном на равных, как друзья, пили коньяк из неконьячных по величине рюмок, болтали о музыке и литературе. Валентин Маркович читал стихи Гумилева из африканского цикла, Юра рассказывал о гениальном, по его мнению, квартете из Ливерпуля. Андрей что-то слышал о группе «Битлз» в прошлом году…

Не ведая ни ласк отцовских, ни подзатыльников, он по-хорошему завидовал Юре. Своего отца, ушедшего из семьи во времена спасательного круга, Андрей не помнил. Подаренный им круг помнил, а самого – нет. Красный в белый горошек, как божья коровка, круг внезапно лопнул и сдулся на речке, и таким образом научил трехлетнего Андрея плавать. «Странно, – подумал он вдруг, – не машинку отец подарил, не плюшевого медведя с блестящими глазками на пухлой морде, с ситцевыми подошвами на лапах – такой был у соседского мальчика. Случайно купил то, что под руку подвернулось, или с намеком? Спасай себя сам». Человек, давший Андрею отчество и фамилию, уехал из Перми после развода с мамой и за все остальное время ни разу не подал признаков жизни.

А Валентин Маркович, узнал Андрей позже, расстался с женой десять лет назад. Но не с сыном и не до конца. Юра до сих пор страдал из-за разрыва родителей, пытался соединить несоединимое, однако дольше нескольких месяцев в году перемирие не продолжалось. Притом что все трое очень любили друг друга.

В прошлой жизни семьи приключилась драма, связанная с издательством, где супруги Дымковы работали вместе. Валентина Марковича, судя по туманным обмолвкам Юры, уволили с работы «по политическим мотивам». Жена взяла противную – начальственную – сторону. Не простив предательства, Валентин Маркович глухо запил. Едва сумел выйти из затяжной депрессии и, уже одинокий, бессемейный, понемногу восстановился во всем, кроме привычной работы. Устроился разнорабочим в цирк. Там его любили. Впрочем, редакторский труд он не полностью забросил, неофициально подрабатывал вечерами. С запоями завязал и лишь изредка позволял себе «зашибить муху» с сыном.

К Юре Валентин Маркович относился как к человеку основательному, уважал в нем музыкальную жилку и способность, с охотой приняв несколько рюмок, никогда не напиваться до зюзи. Юра же с высоты своей серьезности чуть снисходительно смотрел на эмоционального, неровного в настроениях отца. Взгляды их во многом совпадали, но характеры и предпочтения были совершенно разными. Книголюб и эрудит, Валентин Маркович водил знакомство с изысканными антикварами-эстетами, сумасшедшими коллекционерами, продавцами книжных магазинов и распространителями самиздата. Он был личностью отдельной, штучной, не походил ни на кого из знакомых. Неуловимо напоминал Андрею его самого…

Вступительные экзамены в институт Гусев, птица залетная и «золотая», сдавал только по специальности. На курсе разыгрывал роль весельчака и юмориста, кем и являлся отчасти. Соседи по комнате попались славные, учился с всегдашней легкостью из привычного стремления к образованию, в чем бы оно ни заключалось. Хор, соло, терцет, альты, басы – не лучше и не хуже всякой другой науки. В лидерах тем не менее не состоял, поскольку не принимал участия ни в комсомольской работе, ни в жарких студенческих спорах на злобу дня.

Отказ в ИМО был первым и пока единственным фиаско в начавшейся взрослой жизни, но этого опыта хватило для истребления в Андрее отличника с директивными замашками. Тщеславие отпустило, он понял, что осечка с журналистской мечтой была и уроком, и переходом на неведомую пока ступень. Фонарь и комната на Таганке вернули его подкидышем в перевернутый мир.

Андрей привязался к Юриному музыкантскому братству, но в группу не вошел – не захватило. Больше нравились увлечения Валентина Марковича. Со временем старший товарищ ввел Андрея в неоднородную библиофильскую среду. Люди в этом сообществе всегда располагали сведениями о новинках, следили за литературной критикой и все в разной степени были оплетены тенетами книжной спекуляции. Так же, как Валентин Маркович, Гусев в поисках любопытных изданий с самозабвением исследовал магазинные полки и подвижные развалы, кочующие от бдительного милицейского ока. Вдвоем они посещали поэтические вечера в Политехническом музее, художественные экспозиции в Сокольниках и подпольные квартирные выставки, где после разгона в Манеже царила атмосфера, наэлектризованная вызовом и эпатажем.