Всегда начеку

Храбрости Брицу было не занимать. Он не любил отсиживаться на базе в Освейских лесах, просился в операции, рвался в бой. Даже видавшие виды партизаны удивлялись его презрению к смерти. Мало кто из них знал, что послужило причиной этого: Бриц был сдержан, немногословен и не любил распространяться о своих переживаниях. А знавшие о его трагедии отлично понимали нетерпение, с которым он отправлялся на каждую операцию. Ведь из всей семьи Игнат остался один-одинешенек. Полицейские, узнав, что Бриц жив и партизанит, схватили его родителей. Их отвезли в страшный Саласпилсский концлагерь и там погубили. Убили и двух братьев Игната. И теперь он жил жаждой мщения, ненависть к врагам душила его, не давала покоя. Он готов был ежедневно ходить на операции, сутками биться с фашистами, забыв о еде и отдыхе.

Казалось бы, столько фашистов полегло от руки Брица, столько эшелонов поднялось на воздух, столько было взорвано и сожжено полицейских постов, что можно было бы залечить душевную рану. Тем более, что удалось отправить на тот свет и Яниса Рампана, начальника Шкяунского полицейского участка, который в сорок первом арестовал Игната, а двумя годами позже отправил в Саласпилс его отца и мать на верную смерть.

Ничто не могло ослабить ненависть Игната. Боль Латвии стала его собственной болью, а его личное горе было вписано в общий счет, который народные мстители и Советская Армия предъявляли гитлеровцам. И он, рядовой боец партизанской бригады, бил врага по этому счету, в котором личное соединилось с общим...

Советская Армия, в которую влилось и немало партизан, пошла дальше на запад, неся фашизму возмездие за все содеянное. А Игната Брица, как и некоторых других его товарищей, оставили в Латвии, послали работать в милицию. Дел хватало. Борьба с бандитами, жестокая и напряженная, длилась не неделю, не месяц, даже не год. Так что всякого навидался Бриц за эти годы, война для него продолжалась почти десять лет. Да и теперь, собственно говоря, продолжается, хотя противник уже не тот.

И все же до этого процесса над фашистскими извергами в каштановых волосах подполковника Брица с трудом можно было заметить белые нити. А тут за две недели поседел.

На суде он впервые смог охватить взглядом все злодеяния этих выродков, постичь все горе, которое они принесли народу. Показания свидетелей, документы, фотографии — все это рисовало картину столь ужасную, что после каждого дня, проведенного на процессе, в волосах Игната Ильича появлялись все новые и новые седые пряди. Ему, видевшему на своем веку немало крови, встречавшемуся лицом к лицу с самыми отъявленными бандитами, было страшно. Порой даже не верилось, что человек способен на такие зверства, на такую непостижимую жестокость. По ночам Брица мучали кошмары, он просыпался в холодном поту, на службу приходил с больной, тяжелой головой.

Потому-то ему так не хотелось идти на процесс...

3

Снова знакомый зал суда. Снова благообразные, нарочито покорные физиономии подсудимых. Вот только глаза выдают: обреченно-озлобленные, трусливо бегающие. Знакомые глаза, подумал Бриц, такие не раз приходилось видеть у допрашиваемых преступников. Наверное, и у неизвестного убийцы из поезда такие же холодно-беспощадные глаза. Ведь он как бы духовный сын вот этих выродков, для него жизнь человеческая копейки не стоит. А попадется — так же будет юлить, прикидываться барашком, блеять. Дескать, ничего не знаю, видеть не видел. Когда почувствует, что не уйти, слезу пустит, как и эти. Все они такие, что эти, на скамье подсудимых, что тот, который еще где-то ходит неопознанный.

Суд вызывал все новых свидетелей. Бриц слушал показания, но думал о своем. Эти уже разоблачены, а вот вчерашний убийца еще на свободе. Конечно, в конце концов он будет найден. Но когда настанет этот «конец концов»? Каждая минута дорога, если где-то рядом ходит опасный зверь.

Сегодня утром, до начала судебного заседания, подполковник побывал в отделе, ознакомился с сообщениями, поступившими от членов оперативной группы. Утешительного пока мало. У официантки буфета на станции Крустпилс удалось выяснить, что перед отходом поезда какой-то пьяный угощал двух парней. Пьяный забыл сетку, в которой лежала колбаса. Парни, забрав сетку, вышли за ним и тоже сели в поезд.

В купе был найден огрызок колбасы. Может быть, убитый и есть тот пьянчужка с сеткой? Тем более что, как показало вскрытие, убитый тоже приложился к спиртному. Но откуда тогда чемодан? Приметы парней известны из рассказа официантки, один из них был действительно светловолосым и в черном костюме. Если пьяница угощал этих ребят, следовательно, они были знакомы раньше. Хотя в общем-то это не обязательно. Бывает, что загулявший человек подносит рюмку первому встречному: пей, мол, я угощаю. Значит, на их знакомство рассчитывать твердо нельзя. Далее. До сих пор не установлена личность убитого. Заявлений об исчезновении какого-либо человека пока не поступало. Так. Кто эти двое парней? Местные или приезжие? Неизвестно.