Всегда начеку

Но этих качеств для работы в Ташаузе было недостаточно. Туда требовался не только смелый командир и умелый организатор. Обстановка в Ташаузском округе была очень трудной и напряженной. По соседству с оазисом, в песках Каракумов, притаился Джунаид-хан с тысячами своих сподвижников. К нему стекались со всей Туркмении остатки разбитых банд, и в песках уже собралось довольно значительное войско. До поры до времени он вел себя лояльно по отношению к Советам. Более того, он даже дал согласие переселиться в культурную зону, заняться мирным трудом, если ему выделят участки орошаемой земли и создадут условия. К активным действиям основные силы Джунаид-хана не переходили, но мелкие банды басмаческих курбаши время от времени налетали на аулы.

Однако это была лишь одна сторона дела. Существовала и другая, более сложная. Как это ни парадоксально звучит, на десятом году революции в Ташаузе по-настоящему не было Советской власти. Объяснялось это многими причинами. И отдаленностью округа, отрезанного от железной дороги пятьюстами километров грозной пустыни. И тем, что в пограничные с Ташаузом Хивинское ханство и Бухарский эмират революция пришла лишь в 1920 году, а уж оттуда — в Ташауз. И тем, что в органы власти пролезли ставленники феодально-байской верхушки, и тем, что националисты разжигали у населения шовинистические настроения, старались опорочить все новое, что шло с юга, из революционного Ашхабада. Они использовали вековую рознь туркменских племен, внушали темным, забитым дайханам, что посланцы с юга, относящиеся к племени теке, приезжают в Ташауз с целью поработить вольнолюбивых иомудов.

Вот почему для работы в Ташаузе требовался не просто лихой рубака, но и вдумчивый агитатор, который мог бы привлечь к новой жизни тысячи крестьян-иомудов, поднять их на борьбу против несправедливости и племенной ограниченности, словом, сделать Ташауз в полном смысле советским.

Работники Центрального Комитета знали, что до милиции Тачмамедов два года был помощником уполномоченного ЧК по работе в деревне. А это много значит. Почти два года не вылезал тогда из седла Тачмамедов, объездил верхом на коне чуть ли не всю Туркмению. Было это в самом начале двадцатых годов. Интервентов и прочих внешних врагов разбили, но далеко не везде Советская власть прочно победила. В дальних аулах многое оставалось по-прежнему, как будто и не было революции. Власть принадлежала родовым и племенным вождям, старейшинам, всяким ханам и бекам. По-прежнему дайхане изнывали под гнетом богачей, жили по законам, о которых им толковали муллы и ишаны. В песках Каракумов отсиживались недобитые белогвардейские офицеры и непримиримые враги Советской власти. Эти бандиты налетали на аулы, жгли и убивали тех, кто поднимал голос против богачей и старых порядков. Граница с Ираном и Афганистаном в те годы охранялась еще слабо, и нередко оттуда прорывались в Туркмению вооруженные шайки.

Вот с ними-то и боролся изо дня в день Ораз Тачмамедов. Не только наганом и саблей орудовал он. Было у него и иное оружие: большевистская правда, которую он нес запуганным, обманутым дайханам. И порой его горячее, взволнованное слово делало то, перед чем оказывались бессильными пули и ножи басмачей, яростные угрозы беков и проклятия мулл. Бедняки распрямляли спины, начинали осознавать свои права, понимали, что никто не поднесет им эти права на блюдечке, что за них надо бороться.

Вот каким человеком был Тачмамедов.

Потому-то и вызвал его один из секретарей ЦК и сказал, что партия поручает ему работу в Ташаузе. Не инспекторскую проверку, а постоянную работу. Он назначается заместителем председателя окружного ревкома (Советов там еще не было) и начальником милиции.

Тачмамедов ответил: «Есть!» — и задал единственный вопрос: «Когда выезжать?» У него не возникло даже мысли, что его посылают в дыру, в глухомань из столицы, что он едет с понижением по службе. Наоборот, он почувствовал гордость: ему доверено такое ответственное дело!..

Стоя у окна вагона и глядя на проносившуюся мимо пустыню, он думал о своей жизни. Разве раньше он жил? Жизнь была похожа на эту пустыню — бесплодную, унылую, безрадостную. Голодное, нищее детство. Потом — четыре года в школе садоводства в ауле Кеши, под Ашхабадом, где от зари до зари ученики работали до изнеможения, орудуя тяжелым кетменем. Зимой, правда, было легче: учили читать и писать. Но закостеневшие мозоли не сходили с ладоней и зимой. Потом батрачил у богатея в родном ауле. Пока не пришла Красная Армия. Это было семь лет назад. Собственно, с этого дня и началась для него настоящая жизнь.