Всегда на страже (сборник)

Возможно, сотни поколений аистов вывелись на нем. Но в памяти людской останется то гнездо, которое было пронизано вражескими пулями в первый час войны, и тот аист, который своим тревожным клекотанием оповестил о вражеском нашествии на нашу землю.

Наверно немало всяких названий и имен давали люди этому дубу. Но в памяти людской навечно останется имя Алексея Новикова, которым назвали лесного богатыря советские люди. Пройдут многие годы, десятилетия, может, и дуб состарится, упадет, а имя это останется навечно: над ним не властны ни старение, ни тлен. Оно - вечное!

* * *

В соседнем городе, в погранотряде, полковника Черепанова познакомили с молодым, но уже лысоватым лейтенантом, назвав его главным и неутомимым искателем. Что он ищет - не сочли нужным объяснить. Сам же лейтенант воспринял данную ему характеристику довольно холодно и, козырнув полковнику, намеренно подчеркнул, что он - помощник начальника политотдела отряда по комсомольской работе. Фамилию свою назвал невнятно, глухо, будто проглотив ее в большом и неожиданном волнении. Но Черепанов видел, что лейтенант был сдержанно-спокойным и как-то не по годам серьезным, самостоятельным.

«Счастливая черта,- невольно подумал Владимир Иванович, в то же время отгоняя прочь привычку оценивать людей по внешним признакам, по разным, может, даже малохарактерным, проявлениям души.- Если это не наигранно, то для политработника - очень важно: сразу проникаешься доверием к такому человеку, уважением к его словам и делам».

- Простите, товарищ лейтенант,- заговорил полковник, чувствуя неловкость от своего поспешного интереса.- Я не расслышал вашей фамилии, а мне хотелось бы…

- Зовите меня просто - Николай,- почти перебивая Черепанова, сказал лейтенант.- Можно даже - Коля. Вы же видите: я вашим сыном мог бы быть, а то даже и внуком.

- Насчет внука - немного перехватил,- добродушно заметил Владимир Иванович.- А сыном - конечно… Сыном… - Черепанов вдруг остановился, будто обдумывая, говорить о том, что у него на душе, или не говорить.

- Я знаю о вас все,- неожиданно для него заявил лейтенант.- Но говорю об этом вовсе не для того, чтобы напомнить вам о своей фамилии или начинать с этого разговор. Чувствую, что нам будет о чем поговорить, с чего б ни начали.

- От кого вы слышали про меня? - спросил Черепанов и не смог скрыть волнения и любопытства. Даже покраснел.

- От кого? - переспросил лейтенант.- От всех! Теперь уже не могу сказать точно. Я знаю вас с того времени, когда начал что-то понимать, своими глазами смотреть на свет. Я рос тут, воспитывался… Слышал про вас много, а вижу впервые. Пойдемте отсюда, а то телефонные звонки…

Они вышли из штаба. Неподалеку был тенистый городской сквер с естественными, вытоптанными дорожками: тут можно спокойно походить, поговорить - людей в сквере уже не было, горожане разошлись на работу,

- Семья, где я вырос,- лейтенант стал рассказывать дальше,- жива и теперь… Она в той деревне, которую вы хорошо знаете: когда-то там стояла деревянная начальная школа. Но это не родная моя семья… Родной семьи у меня нет, родители мои погибли… - Лейтенант замолчал, внимательно и как-то требовательно посмотрел на Черепанова.- Тут погибли… Отец в первый день воины… Больше того - в первые часы войны… И фамилия моя Храмцов! Дальше, я надеюсь, вам не надо рассказывать?

Черепанов порывисто схватил лейтенанта за руку и в первый момент только пожимал ее, тряс, гладил, а произнести ничего не мог. Лицо его побледнело, широкая и несколько отвислая нижняя губа взволнованно и нервно дрожала, глаза из-под блестящего козырька горели нескрываемым удивлением.

- Ко-оля!…- приглушенным голосом наконец воскликнул он и в ту же минуту подумал, что вряд ли кто другой назовет его вот так просто по имени.- Неужели это ты?… Неужто сын Храмцова?

- Говорят, что так оно и есть,- ответил лейтенант,- а сам я своего отца не помню. Долгое время я считал своими родителями тех добрых людей, которые меня вырастили. Они и теперь считают меня своим сыном: вот если завтра, в выходной, не покажусь дома, то кто-то из них придет навестить.

Они сели на скамейку между двумя кустами желтой, слегка запыленной акации. Акация уже зацветала и пахла хоть и не слишком душисто, но приятно. Николай потрогал соцветья и задумчиво сказал:

- 8автра и будет тот день, когда фашисты напали на нас.

- Да,- тихо подтвердил Владимир Иванович.- Четверть века тому назад. Тебе сколько было? Эх, да что это я… Наверно, и года еще не было… На руках мать несла…

Николай чуть кивнул головой, но ничего не сказал. На его чистом, слегка загорелом лице мелькнуло недовольство: видимо, он не хотел, чтобы разговор сводился только к нему. Заметив, что Черепанов не собирается забрасывать его вопросами, он начал высказывать то, что его особенно интересовало, волновало, а порой и мучило: