Всегда говори «Всегда» – 4

– Да, Надя… – задохнувшись, сказала она. – Да, да, я прилечу сегодня, вы меня встретите?! Скоро увидимся!

Егор попытался до нее дотянуться, но она рванулась назад, к двери, и выбежала из номера с телефоном в руке, без обуви.

Он уткнулся лицом в горячие руки, которые еще хранили ее тепло, ее запах и нежность, которая так явно ему почудилась.

Ничего, он подождет.

Кто сказал, что счастье само идет в руки?..

Оно завоевывается долго и трудно, иначе это – не счастье.

Егор встал и вышел из номера.

Стройка ревела, кипела и пульсировала в обычном ритме.

Уже возвышался над стройплощадкой высокий фундамент и стены, и краны укладывали перекрытия второго этажа, на двух участках уже начали возводить стены третьего, но сроки все равно поджимали, а прораб, как все прорабы в мире, жаловался на поставщиков, рабочих, погоду и господа бога.

– Я же говорил, вчера еще надо было стяжку заливать! – снабжая реплику нецензурными уточнениями, крикнул прораб.

– А раствор когда привезли? – огрызнулся рабочий. – Ночью!

Сергей забрался по лесам на уровень недостроенного третьего этажа и шел за прорабом по шатким доскам, оценивая масштабы предстоящей работы – заказать еще кирпича, перекрытия, договориться о поставке кровельного бруса для крыши, завезти окна, изоляцию и отделку для готовых первых этажей…

Неожиданно доска под ногой треснула, Сергей почувствовал, что летит в пропасть – в еще незакрытый перекрытиями колодец только что подведенных коммуникаций.

Кричать от ужаса он не умел, поэтому попытался за что-нибудь зацепиться, но все опоры выскальзывали из рук, и он летел – летел, набирая скорость и понимая: это конец…

Сверху дико, матом закричал прораб. К его голосу подключились другие – такие же истошные.

До смерти оставались мгновения.

«Прости… Оля… Люблю тебя…» – успел подумать Барышев, прежде чем дикая боль пронзила все тело.

Пять часов полета Ольга твердила себе – я просто захотела побывать в его шкуре.

Испытать, что он чувствовал, изменяя мне с Оксаной.

И поняла – опустошенность, страх, отвращение… к себе!

Теперь я его простила. Совсем простила! Навсегда – окончательно. Потому что хуже нет – ненавидеть себя за похоть, за слабость… Ничто так не изматывает, не иссушает душу.

Только бы он не догадался – почему я простила.

А может… он специально меня на это толкнул?..

Последняя мысль пришла уже в аэропорту, когда вместо Надьки к ней подошел Градов и, забрав чемодан, голосом, в котором угадывалось несчастье, сказал:

– Здравствуй, Оля.

– Сергей… что с ним?! – Руки похолодели, сердце замерло, а потом зашлось в бешеном ритме. – Что с ним?! – услышала она свой крик, вцепившись в рукав Юркиного пиджака. – Он жив?! Жив?!!

Градов отвел глаза.

– Ты только не волнуйся, Оля…

Из реанимации вышел молодой врач, все эмоции которого скрывала белая маска.

– Он жив?! – бросилась к нему Надя.

– Сергей Леонидович в сознании. У него поврежден позвоночник, – врач сказал это таким тоном, каким говорят – он умер, мы сделали все, что могли.

– Что нужно? Лекарства? Деньги?! – Надя не заметила, что трясет врача за руку, почти повиснув на нем.

– Пока единственное лекарство – полный покой. И нужно подумать, как переправить его в Москву, а потом, по возможности, за границу. Здесь нет специалистов по таким серьезным травмам.

Он мягко отнял свою руку и подтянул маску повыше, словно стремясь закрыть ею глаза.

– Все так серьезно? – упавшим голосом спросила Надя.

– Да, – отрезал врач и ушел, оставив ее осмысливать услышанное.

– Нет… – прислонилась она к стене. – Да нет же, все будет хорошо… правда, Димочка?

Грозовский промолчал, не желая ее ободрить.

Белый коридор его не засосал – он почти собрался туда, в турбину всепоглощающего света, но на границе, за которой не было хода назад, вдруг вырос отец и закричал:

«Вернись! Борись! У тебя вся жизнь впереди!»

И… он вернулся.

Потому что ни разу в жизни отец на него так не орал. И не давил так никогда на его волю, преграждая всей своей сущностью выбранный путь.

Сергей открыл глаза, и первое, что увидел – заплаканное, родное лицо Ольги.

– Приехала… – услышал он свой голос. – Теперь все будет хорошо…

Сергей сделал попытку встать, но тело прожгла острая боль, и он громко вскрикнул, хотя кричать не умел – ни от страха, ни от боли, – только в ярости повышал голос.

– Сережа! – Ольга схватила его за руку, но он почему-то не ощутил ее прикосновения.

– Все, все… тихо… – попытался улыбнуться Барышев.

Почему он не чувствует ее рук? Только губы, которые целуют лицо…

Барышев хотел поднять руку, чтобы погладить Ольгу по волосам, но знакомая боль, от которой непроизвольно вырывался звериный крик, снова ошпарила изнутри!

В палату заглянул врач.

– Ольга Михайловна, пойдемте со мной, – казенным голосом приказал он, но, увидев слезы на ее лице, попросил мягко, давая надежду: – Не надо плакать…

Ольга вернулась из больницы с каменным, белым лицом.

– Что? Ну, что там?! – бросилась к ней Надя.

Ольга прошла на кухню и, глядя в окно, за которым яркий солнечный день напоминал о разгаре лета, мертвым голосом сказала:

– Если выживет, то не будет ходить.