Всегда говори «всегда» – 3

Словно это был не жаркий и душный Таиланд, а Москва, где еще греться и греться…

Первый раз светский прием не стал для Ольги тяжелой обузой.

А все потому, что рядом крутилась, болтая без умолку, Надька с прической-«гнездом» и в разухабисто-цветастом платье.

Кто сказал, что на приемах нельзя громко смеяться и задавать вопросы типа: а не тошно вам в такую жару в этом смокинге?

Во всяком случае, Надька уже через пару минут стала центром внимания, душой общества и запросто болтала с дипломатами и гостями.

Ольга нарадоваться не могла своей «терапии» – ну, и где ревнивая фурия, изматывающая себя и Димку фантазиями на тему «он мне изменяет»? Какой-то смазливый поддатый сотрудник посольства воодушевленно рассказывал Наде об «этой дивной стране», а она хохотала и вставляла в его пламенную речь реплики «да бросьте вы», «да не может быть», «да не гоните»…

Ольга поискала глазами Оксану, но нигде не увидела ее голубого платья. Избавившись от болтливого собеседника, подошла Надя и взяла Ольгу под руку.

– Оль, – огляделась она по сторонам, – а где Сережа-то? Чего-то я его не вижу, где он?

– Да где-то здесь, – пожала Ольга плечами.

– Ведь даже поздороваться с ним по-человечески не успели!

– Наздороваетесь еще! – рассмеялась Ольга. – Дома. Он тебя, кстати, очень-очень ждал!

– Да-а?! – удивилась Надежда, подхватывая у проплывающего мимо слуги с подноса бокал шампанского. – А чего это он, соскучился, что ли?

– А то! Без тебя, Надька, жизнь чопорная и скучная!

Они захохотали, обнявшись и расплескав шампанское на Ольгино платье, дружно завизжали, привлекая к себе взгляды всех присутствующих.

Он знал, что пропал и сопротивляться бессмысленно.

Сопротивление смерти подобно. И несопротивление тоже. Так что выход один – про́пасть. С непредсказуемыми последствиями на самом ее дне – летальный исход, нет ли, но в любом случае – трагический.

Сергей недавно прочел в прессе аккуратное выражение в отношении крупного политика: «Ему нужно избегать даже видимости неподобающего поведения».

Вот и ему нужно.

Вот он и избегал.

И не потому, что был крупным политиком и от этого «неподобающего поведения» зависела его карьера, а потому, что… любил семью и любил Ольгу, несмотря на злокачественную страсть, захватившую его разум и тело.

Он не смог уволить Оксану.

Собирался несколько раз за неделю, но в последний момент тушевался, терялся, бормотал какую-то чушь типа «зайдите позже»…

А сегодня выдал ей пригласительный на прием в посольство.

Потому что решился.

Потому что стыдно врать самому себе.

Самым унизительным и головокружительным было то, что Оксана все понимала.

Барышев ощущал исходящее от нее электричество, но не знал, не улавливал, что оно означает – начало такой же болезни, как у него, или… отторжение и возмущение.

Сегодня он это узнает.

Нахрапом – потому что надоело бледнеть и маяться.

Все надоело. В пропасть – так со всего маха. И будь что будет, потому что иначе вместо «неподобающего поведения», на которое настроилось тело, случится инфаркт.

Он видел, как Оксана отыскала его глазами, взяла бокал шампанского и вышла на открытую террасу.

Сергей выждал пару минут и вышел за ней, рационально и холодно отметив, что Ольга не смотрит в его сторону.

Облокотившись на перила, Оксана стояла лицом к нему, и бокала в ее руке не было, словно она за ненадобностью выбросила его в темноту.

То, что она без шампанского, то, что лицом к нему, говорило – ждала.

Можно было не уточнять ее настроения и намерений, но Барышев, прежде чем рухнуть в пропасть, зачем-то спросил:

– Вам скучно? Почему вы ушли сюда и стоите в одиночестве?

– Может быть, для того чтобы услышать от вас этот вопрос? – как сквозь вату прозвучал ее низкий, с хрипотцой, голос, отключающий все остатки сознания.

Он схватил ее, наверное, грубо, но по-другому не мог, им управлял сейчас маленький дьявол, от которого он так и не сумел отбиться. Схватил, прижал, заломил и губами нашел ее губы, пахнущие почему-то водкой и черной икрой.

Дьявол, икра и водка…

Как пусто внутри, и как изнуряюще сладко, и кажется, уже не выплыть и не победить эту вязкую злую напасть…

Если Ольга сейчас заметит его, он застрелится. И если не заметит – застрелится все равно.

Потому что это не его суть и не его жизнь – задыхаться от сладострастия к чужой бабе, пахнущей несчастьями и сандалом…

* * *

Кран заурчал и плюнул в турку грязной водой.

Кофе откладывался на неопределенное время, но даже это не смогло испортить ей настроение.

Оксана вылила воду и, выключив плитку, поставила турку на хлипкую полочку, кособоко висевшую на одном гвозде.

Ничто не испортит ей настроения. Даже если Бончай опять придет клянчить деньги.

Она скинула легкий халатик – вентилятор мало спасал от жары – и, оставшись в лифчике и стрингах, по-турецки уселась на деревянный лежак, который служил ей кроватью, и закрыла глаза, вспоминая вчерашний вечер.

Был всего один поцелуй, но какой! И это при том, что Ольга с ее чокнутой рыжей подружкой в любой момент могли их застукать.