Всегда говори «всегда» – 2

– Ну вот что ты делаешь, а? Ну помнешь ведь, помнешь… – весьма скандально прозвучал Надькин голос.

Грозовский открыл глаза. Надя не исчезла. Она смеялась и плакала одновременно.

Нужно было обниматься и целоваться… Но он не смог.

Он зарыдал и захохотал. И развернул перед Надей ее портрет – метр на два.

– Вот… По телевидению тебя хотел… По центральному…

– С ума сошел… У меня ж тут один глаз больше другого… И губы, губы-то не мои… Где ты у меня губы такие видел?

Оказалось, ничего нет труднее, чем готовиться к свадьбе.

Что там жуткий канат над бездонной пропастью из дурного сна, что там отсутствие документов, голод, холод и жизнь без крыши над головой по сравнению с теми муками, которые испытывала Надя, выбирая свадебное платье…

Ей все нравились. И ни одно не нравилось.

У нее голова кругом шла от белых кринолинов, ее подташнивало, и она даже пыталась уговорить Ольгу удрать из свадебного салона, а замуж выйти… в джинсиках и маечке. Или в юбочке и кофточке.

– Ага, рядом со смокингом и бабочкой, – фыркнула Ольга. – Ты что, Димку не знаешь? Он вырядится как франт, да и гости…

Выбор они остановили на длинном шелковом платье цвета слоновой кости.

– Все-таки, может, без фаты? – взмолилась Надежда, рассматривая себя в зеркале. – А то я ж не первый раз замуж выхожу…

– Зато последний. – Ольга была неумолима. Она подала Наде фату длиной с товарный поезд. – Смотри, какая красота!

– Ой! Оля… Ой! – Надя чуть не заплакала, представив, как будет справляться с этим воздушным шлейфом.

– Ну что? Что ты ойкаешь? – Ольга сжалилась, принесла фату покороче, но захватила длинные перчатки.

– Перчатки-то зачем? Ну вот скажи, зачем мне перчатки? Что, у меня руки мерзнут, что ли?

– Ну, а перчатки чем тебе помешали?

– Не знаю… я не знаю… Только у меня зубы стучат. Слышишь?

Ольга прислушалась.

– Нет!

– Ну ты послушай, послушай…

– Не выдумывай!

– …и туфли…

– Что? Жмут?

– У меня никогда таких красивых туфель не было.

– Ф-фу! С тобой с ума можно сойти! А ведь еще букет невесты нужен, подвязка, сумочка, украшения…

– Ну хоть без подвязки-то можно?

– Можно, – махнула рукой Ольга.

…А перед загсом Надя неожиданно струсила – до дрожи в коленках, до заикания, до холодной испарины… Неужели эта роскошная свадьба, эти холеные гости и красавец-жених в смокинге имеют к ней какое-то отношение?

– Замерзла? – наклонился к ней Дима, почувствовав ее дрожь.

– Неужели это не фильм, не мечта, не фантазия?..

Оказалось, Надя произнесла это вслух.

– Я тоже страшно боюсь, – прошептал Димка в ответ. – Сердце, как у зайца, колотится… Как это так – взять и жениться? Как это – женатыми быть, Надька?

– Может, сбежим? – прошептала она. – Пока не поздно…

– Поздно, – серьезно сказал Грозовский. – Я тебя люблю.

– И я люблю…

– Значит, на эшафот! Вместе, матушка! Шаг в сторону – расстрел!

Они крепко взялись за руки и переступили порог загса под одобрительные крики гостей и хлопки шампанского.

Словно с обрыва прыгнули…

Нет, словно вместе взлетели…

Марш Мендельсона Надя слушала с упоением, кольцо на Димкин палец надела твердой рукой, перед камерами позировала с удовольствием…

Страх сменился восторгом и уверенностью, что счастье не призрачно, а очень даже материально и осязаемо.

Ее, Надино, счастье, самое счастливое счастье в мире!

Потом был ресторан «Седьмое небо», и вся Москва словно пала к Надиным ногам.

За столом она то и дело проверяла кольцо на пальце – не потеряла ли? И все время забывала, на какой оно руке – левой или правой. И сердце ухало вниз, когда она, не нащупав кольца, едва не вскрикивала от ужаса, и возвращалось на место, когда кольцо наконец находилось на правильном месте – безымянном пальце правой руки…

Первой «Горько!» крикнула Наташка. Однокурсницу поддержал ее муж, Ольга, Барышев, а потом и все гости, которых было, если она ничего не напутала, двести человек.

Грозовский встал, Надя тоже.

Двести человек требовали от них поцелуя так, что едва не вылетали стекла во всей Останкинской башне.

Дима обнял Надю, крепко прижал к себе, и… они остались одни во Вселенной, несмотря на кричащих двести человек, несмотря на пулеметную очередь вспышек фотокамер, несмотря ни на что…

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, – считали длительность поцелуя гости.

– Димка…

– Ну что? – спросил тот, недовольный прерванным поцелуем. – Рекорд не даешь поставить!

– Я бы каждый день выходила за тебя замуж!

– Я тебе это организую. Легко!

– Каждый миг!

– Платьев не напасешься… Но я что-нибудь придумаю.

– Придумай, Дим…

– Почему сачкуете?! – прогремел барышевский бас. – А ну все сначала! Горько! Один, два, три…

Димкины губы слилилсь с ее в одно целое – в материальное, осязаемое, самое счастливое Надино счастье…

– Значит, паспорт ей выписали, – вздохнула Анна Степановна, подкладывая Паше в тарелку котлетку. – Все, значит, образовалось у ней…

– Все нормально, – отрезал Паша. – И паспорт выписали, и вообще. Я ж тебе уже говорил.

– Ну, хорошо… А то меня все спрашивают, чего с ней да где она.

– Кто спрашивает-то?