Всегда горячие гильзы

Дэвид во время нашей ругани не менял позы и боялся пошевелиться. Он стоял на коленях, низко опустив голову. Из разбитого носа крупными тяжелыми каплями шла кровь. Плечи его вздрагивали, словно время от времени к его телу подносили оголенные электрические провода. Он понимал, что решается его судьба. И все же не терял достоинства, не оправдывался и не вымаливал прощения. Я думаю, что приставь к его виску пистолет, он не изменил бы себе, а лишь бы закрыл глаза да прошептал бы прощальную молитву. И, может быть, вспомнил о своей невесте из Мичигана, да мысленно попросил бы у нее прощения за то, что дал напрасную надежду.

Впервые у меня с солдатами произошла такая серьезная размолвка. Но я не думал, о том, как мы потом будем мириться, если, конечно, выживем. Мы ссорились не раз. И даже били друг другу морды. Но никогда не предавали друг друга, потому душевные раны были легче, чем физические, и заживали быстро. У меня сейчас не выходил из головы этот поганый склад с наркотой. Он для меня был как заноза под ногтем! Я должен был во что бы то ни стало сжечь его, и при этом не сыграть по сценарию Фролова!

Доверить лейтенанта моим взбешенным парням я не рискнул, и потому приказал Остапу и Смоле вырыть могилу во дворе, а сам остался охранять Дэвида.

Надо было торопиться. С минуты на минуту к горящему вертолеты должна была прибыть поисково-спасательная группа. Прежде чем опустить Удалого в яму, я снял с него куртку. Опережая недоуменный вопрос, ответил:

— Не хочу, чтобы он остался в американской форме. Он все-таки русский солдат.

И сам положил Удалого в могилу. Накрыл его лицо куском ткани и кинул горсть земли. Остап не скрывал слез. Смола сквозь зубы бормотал:

— Все равно ему не жить… Все равно я ему кишки выпущу…

Мы закопали Удалого и дали очередь из всех стволов. Смола, возвращаясь в сарай, как бы нечаянно толкнул меня плечом. Я сделал вид, что не заметил этого.

— Не сейчас, так чуть позже, — выдавил из себя Смола, обернув ко мне черное от копоти и ненависти лицо. — Или я, или он. Нам двоим на земле не жить. Запомни это, командир…

Остап, выпуская пар, вышиб ногой оконную раму и, подчеркнуто не желая выходить через одну дверь с Дэвидом, выбрался наружу через проем. Смола действовал более целенаправленно и перед тем, как выйти из сарая, сильно ударил локтем лейтенанта в лицо. Пока он упивался своей местью, а Дэвид бесшумно корчился, я успел незаметно распороть подкладку куртки Удалого и выковырять оттуда жетон.

Мы бежали друг за другом в ночи, взвинченные до предела, ненавидящие все и вся. Первым — Дэвид. За ним, прикрывая его спину, я. Остап и Смола гремели ботинками на небольшом отрыве от нас. Дэвид часто оборачивался, и я видел его мертвенно-бледное, залитое лунным светом лицо.

— Эндрю… — часто дыша, шептал он. — У меня есть шанс остаться живым, если я приведу вас к складу? Это очень важно… Мне надо успеть написать письмо…

Я не отвечал, сплевывал тягуче-кровавой слюной.

Наш бег внезапно прервал очередной звонок смартфона. Гаджетом теперь распоряжался Остап, и он тотчас извлек его из нагрудного кармана.

— Не отвечай, — сказал я, но уже без всякой надежды, что этот приказ будет выполнен.

— Извини, командир, — ответил Остап, глядя на светящийся теплым светом дисплей, отчего его лицо исказили тени, и солдат стал неузнаваемым. — Как бы мы плохо не относились к Фролову, он пока еще ни в чем не виноват…

И нажал кнопку приема вызова.

— Алло… — произнес он в трубку. — Нет, это не майор… Почему так долго не отвечали? Да потому что деньги на симке закончились. Пока в Кабул сбегали, пока подкинули, пока туда-сюда…

Он надолго замолчал, напряженно вслушиваясь. Мы стояли вокруг него, все еще не в силах унять часто тяжелое дыхание.

— Так и передать? — уточнил Остап, и мне показалось, что в его голосе появились холодные мстительные нотки. Он как-то странно взглянул на меня и медленно, словно не был уверен, что делает правильно, протянул смартфон мне.

— Командир, Фролов говорит, что… в общем… Ну, лучше сам у него спроси!

Меня редко подводила интуиция. Сейчас я совершенно отчетливо ощутил страх. Гадкий, холодный до дрожи, давящий сердце страх.

— Слушаю, — сказал я, прижимая трубку к уху, и даже дышать перестал.

— Майор, — негромко, устало, с отдышкой произнес Фролов. — Я не буду отчитывать тебя за то, что ты практически сорвал операцию. Разговор у нас с тобой будет короткий. В течение двадцати минут я должен получить от тебя видеоролик. Номер телефона получишь по SMS.

— Какой еще видеоролик? — насторожился я.

— Как вы отрезаете голову американскому лейтенанту. И закапываете его в землю.

— Фролов, — произнес я, чувствуя, как во рту немеет язык. — Я ВГИК не заканчивал. И мясником не работал…

— В противном случае, — перебил меня Фролов, — я пришлю тебе свой ролик про отрезание головы. А для начала прими фотографию…

Я уже все понял. Я уже знал, что случилось, я знал, как это страшно, и знал, что выхода у меня не осталось.