Всегда человек

Мое самое раннее воспоминание о нем относится к тому времени, когда мне было около трех лет, и Мавр (старое семейное прозвище его так и срывается у меня с языка) носил меня на плечах по нашему садику на Графтентеррес и вплетал в мои темные коконы цветущий вьюнок.

Мавр, по общему признанию, был великолепной лошадью. В давние времена — я этого не помню, но мне об этом рассказывали — мои сестры и мой маленький брат, смерть которого тотчас же после моего рождения была для моих родителей в течение всей их жизни песочником глубокого горя, «запрягали» Мавра в стулья, сами садились на них и заставляли его возить их.

Я же лично, может быть, потому, что у меня не бы-но сестер моего возраста, предпочитала Мавра в качестве верховой лошади. Сидя на его плечах, запустив руки в его густую гриву, тогда еще черную, лишь с редкой проседью, я с восторгом мчалась галопом по нашему маленькому садику и по незастроенным тогда еще лугам, которые окружали наш дом на Графтен-тeppec.

Еще только несколько слов об имени «Мавр». В нашем доме у всех были прозвища (читатели «Капитала» знают, с каким уменьем Маркс давал их). «Мавр» было обычное, почти официальное имя, которым звали Маркса не только мы, но и все близкие друзья. Он был также нашим Чали (образовалось, вероятно, от искаженного Чарли, то есть Карла) и «Old Nick» (леший).

Моя мать была всегда наша «Мэмэ».

Наш дорогой друг Елена Демут — неизменный друг моих родителей — после того, как ей сперва надавали множество других прозвищ, стала нашей «Ним».

Энгельс после 1870 года стал нашим «Генералом».

Лина Шёлер, наш ближайший друг, была нашим «Old mole» (старый крот).

Моя сестра Женни — «Викви» — император Китая в «Ди».

Моя сестра Лаура (жена Лафарга) — «Готтентот» и «Какаду».

Я называлась Тусси — это имя так и осталось за мной — и «Кво-Кво — китайский принц», а долгое время также и «Карликом Альберихом» (из «Песни о Нибелунгах»).

Но хотя Мавр и был отличной лошадью, он все же обладал и еще более высокой квалификацией. Он был единственным в своем роде и непревзойденным рассказчиком сказок.

Я часто слышала от своих теток, что в детстве Мавр был страшным тираном своих сестер; он гонял их в качестве лошадок галопом с Маркусберга в Трире, и, что было еще хуже, он настаивал на том, чтобы они ели «пи рожки», которые он сам изготовлял из грязного теста грязнейшими руками. Но они безропотно позволяли погонять себя и съедали «пирожки» за те сказки, которые рассказывал им в награду за их хорошее поведение Карл.

Много-много лет спустя Маркс рассказывал сказы своим детям. Моим сестрам (я тогда была еще очень мала) он рассказывал сказки во время прогулок, и эти сказки делились не на главы, а на мили. «Расскажи нам еще одну милю», — требовали обе девочки.

Что касается меня, то из всех бесчисленных чудесных историй, которые рассказывал мне Мавр, самой чудесной, самой восхитительной была сказка «Ганс Рёкле» Она длилась месяц за месяцем; это была целая серия сказок. Жаль, что некому было записать эти сказки, столь насыщенные поэзией, остроумием, юмором!

Ганс Рёкле — волшебник типа героев Гофмана. У него была игрушечная лавка, и денежные дела его всегда были запутаны. Его лавка была полна чудесных вещей: деревянные куклы, великаны и карлики, короли и ко ролевы, рабочие и хозяева, четвероногие животные и птицы — в таком же большом количестве, как и в новом ковчеге, столы и стулья, экипажи и ящики всех видов и размеров. Но, несмотря на то, что он был волшебником, он все же никогда не был в состоянии уплатить свои долги ни дьяволу, ни мяснику и потому бык вынужден, совершенно против своего желания, постоянно продавать свои игрушки дьяволу. Однако поем многих удивительных приключений все эти вещи потом всегда возвращались в лавку Ганса Рёкле.

Некоторые из этих приключений были так же страшны, так же ужасны, как и сказки Гофмана, другие же были забавны, но все они рассказывались с неистощимым остроумием, живостью и юмором.

Мавр имел также обыкновение читать своим детям вслух, Как и моим сестрам до меня, он прочел мне всего Гомера, всю «Песнь о Нибелунгах», «Гудрун», «Дон Кихота», «Тысячу и одну ночь» и т. д. Что касается пре изведений Шекспира, то они были настольной книгой в нашем доме, всегда у нас в руках или на устах; шести лет я уже знала наизусть целые сцены из Шекспира.

Когда мне исполнилось шесть лет, Мавр впервые по дарил мне ко дню моего рождения роман — бессмертного «Петра Простака»[13]. Потом последовали полные собрания сочинений Марриэта и Купера, и мой отец читал со мной все эти повести и совершенно серьезно обсуждал их содержание со своей дочуркой. И когда маленькая девочка, воодушевленная морским рассказом Марриэта, объявила, что она тоже хочет сделаться капитаном корабля (не вполне понимая, что это значит), и спросила отца, нельзя ли ей «одеться мальчиком» и «сбежать, чтобы наняться на военное судно», тот уверял, что это, конечно, вполне возможно, но не нужно только никому говорить об этом ни слова, пока планы не созреют вполне.