Все зависит от нас

– Офицера Красной Армии. Вы, господин генерал, можете дальше продолжать упражняться в остроумии, но хочу заметить – когда вы во Францию лыжи вострили, я еще под стол пешком ходил. Соответственно к разборкам Гражданской войны отношения никак не мог иметь, поэтому ваш сарказм непонятен. А сейчас я являюсь капитаном той армии, которая единственная из всех мировых держав бьет германцев по всему фронту. И горжусь этой принадлежностью… Да, еще небольшое замечание – неприлично говорить о человеке в третьем лице, когда он сидит перед вами.

Хе! Уел генерала! Он, видно, хотел вспомнить молодость и слегка тонко покуражиться над лапотником, а тут такой облом! Собеседник покраснел, закашлялся и, мельком глянув на своих прячущих улыбки друзей, извинился. А потом, немного оправившись, решил поинтересоваться родителями, рассчитывая, видно, что мое возможное высокое происхождение несколько сгладит неловкость от его промаха. Но и тут оказался в пролете. Я ответил, что происхождение у советского капитана самое что ни на есть рабоче-крестьянское. А образование очень даже среднее – школа-восьмилетка и пехотное училище. Аристарх Викторович несколько усомнился в моих словах. Мол, слишком правильно предложения строю и беседу веду.

– Товарищ, извините, господин генерал, а что вы думаете, если дворяне в основном удрали из страны, то там все развитие затормозилось? И люди исключительно надысь да чавось до сих пор говорят? За эти двадцать лет очень многое поменялось. Мне даже как-то не верится, что вы не в курсе тех перемен…

Хозяин пожевал губами и уже без всякой издевки ответил:

– Видите ли, Илья Иванович, я, разумеется, следил за всеми переменами, происходившими в России, но одно дело слушать радио и совсем другое встретиться с человеком оттуда. Мы ведь двадцать три года видели только тех русских, которые сумели уйти из красной России после проигрыша в Гражданской войне. А в наших газетах про СССР перед войной писали только в негативном ключе. Может, вы нам расскажете, как обстоят дела на самом деле? – И смеясь добавил: – Только, пожалуйста, без коммунистической пропаганды. Мы на нее давно иммунитет имеем. Если можно, только факты.

– Хм… пропагандировать идеи бородатых классиков я точно не собираюсь, тем более что не очень в них разбираюсь. Но чтобы было проще, сами спрашивайте, что именно вас интересует.

А интересовало старичков практически все. Начиная с того, как обстоят дела в колхозах (правда я и сам об этом имел весьма смутное представление), и заканчивая строительством новых заводов. Ну и, разумеется, жизнь простых людей их тоже не оставила равнодушными. Я даже языком трепать устал, хотя старался говорить правду. И о перегибах с кулаками, и о новых заводах, и о том, как старую гвардию Верховный на ноль чистками помножил. И то, что их бывшие имения после Гражданской, те что целыми остались, в дома отдыха да в пионерлагеря превращены. Как обстоят дела в Красной Армии, тоже поведал. О взаимоотношениях внутри армии рассказал. Про то, что там уже нет комиссаров, они и сами знали, но вот о том, что офицером сейчас можно стать только после училища, были не в курсе. Думали, что у нас как в сорок первом, в результате естественной убыли взводных командиров их места заполнялись сержантами да старшинами. В конце концов, боевой друг генерала с экзотическим именем Игнат Киреевич задумчиво протянул:

– М-да… Изменений произошло в стране очень много. И я бы не сказал, что они плохие. Скорее наоборот… Вы говорите – техника на фронтах практически вся отечественная?

– Конечно. Ленд-лиза очень мало, и в основном это продукты и сырье. Да и зачем нам плохое импортное во-оружение? Танки американские никуда не годятся. Пулеметы у нас тоже лучше. Самолеты, особенно последних марок, не уступают, а то и превосходят штатовские. Более-менее нормальными считались американские бронетранспортеры и грузовики. А с выпуском Газ-63 и грузовики стали хуже нашего вездехода.

Собеседники переглянулись, и Аристарх Викторович задумчиво протянул:

– Кто бы мог подумать, господа, что отсталую и аграрную страну можно так взнуздать, превратив ее чуть ли не в промышленного гиганта. И это за какие-то двадцать лет. А я ведь, грешным делом, слушая радио, думал, все это пропаганда…

Тут подал голос его родственник. Наклонившись к столу и наполняя бокал, он насмешливо напомнил:

– Аристарх, кто бы говорил. Не ты ли в тридцать девятом нас всех с договором о ненападении просто замучил? Ведь все статьи по косточкам разобрал. Напомнить твои слова? Кто говорил, что впервые за двести лет Россия начала вести независимую внешнюю политику и что ты отныне и навсегда только за это коммунистов уважать готов?

Генерал на эти слова только хмыкнул, а я заинтересовался:

– А что за договор? Пакт Молотова-Риббентропа? И чем же он так хорош, если его немцы все равно нарушили?