А на следующий день нас встречала весенняя Москва. Снега практически нигде не было, только изредка в темных углах виднелись грязные, почти растаявшие остатки сугробов. Мы прилетели днем и сразу, на аэродроме сев в ожидающую машину, покатили на Лубянку. Я думал, Иван Петрович себе выберет новый кабинет, но он ожидал нас в бывших бериевских апартаментах. Только секретарь сменился, и, увидев за столом в приемной знакомую физиономию Василия Кружилина, я обрадовался и тепло поздоровался с ним на правах старого знакомого. Вася тоже был рад меня видеть, только работа есть работа, поэтому после рукопожатия он, доложив о прибывших, пригласил заходить в кабинет.
Иван Петрович за обширным столом смотрелся очень органично. Только вид имел малость затраханный. Видно, с новой работой сон пришлось ограничить до необходимого минимума, вот командир с лица и спал. Да еще и нервотрепка по приему дел… Но разговаривал Колычев, несмотря на зеленоватый цвет лица и запавшие глаза, бодро и энергично. Потребовав доклада, он внимательно выслушал меня и Серегу и, положив наши рапорта в серую папку, сказал:
– Что я могу сказать… С одной стороны, поработали неплохо, но с другой – допустить смерть всех известных исполнителей – это явный непрофессионализм. Что-то ты, Илья, сдавать начал. Или удача отвернулась?
– Товарищ генерал-полковник, вы совесть имейте! На пустом месте вскрыли такое дело! А что «языков» нет, так это чистая случайность! На подготовку времени вообще не было… И то умудрились почти все предусмотреть, даже страхующий вариант с фугасом! Да если бы не тот камикадзе с гранатой, мы бы…
Тут я заметил, что командир лыбится, и заткнулся, а Иван Петрович, не переставая улыбаться, заметил:
– Эк ты разошелся, уже и пошутить нельзя. А вообще вы, ребята, молодцы. Действительно, дело важное сделали, и не ваша вина, что с исполнителями так получилось. Так что, Сергей, я думаю, тебе надо представление на свою группу писать…
– Так мы уже…
– Ну да… Как это я упустил… Про ЭТО вы никогда не забываете. Особенно Лисов шустростью отличается – как что ни сделает, тут же бумаги на звание Героя мне подсовывает.
Я надулся и буркнул:
– Один раз всего было и то за дело, а вы мне это теперь всю жизнь вспоминать будете…
– Конечно, буду – такое не забывается, ведь прямо за горло хватал, требуя звезду для своего крестника.
И видя, что я хочу опять возразить, предупреждающе поднял руку:
– Ладно, все – пошутили, и хватит. – И, сразу став серьезным, продолжил: – Сегодня, в девятнадцать ноль-ноль, вам обоим быть готовыми для доклада Верховному. Он уже в курсе случившегося, но про ваш разговор с Черняховским еще не знает. Хотя, возможно, Сталин ему звонил и генерал армии лично докладывал Иосифу Виссарионовичу о вашем приходе. Еще прошу учесть, что на совещании будет присутствовать Абакумов, поэтому следите за языком – это тебя, Илья, касается.
– Иван Петрович, что я, совсем дурак, что ли?
– Не совсем, поэтому, я надеюсь, мои слова до тебя дойдут. Сейчас можете быть свободны. Отдыхайте, пообедайте – у нас есть почти два часа. В восемнадцать часов чтобы были в моей приемной.
– Разрешите идти?
– Идите.
На совещании у Сталина я впервые увидел того самого Абакумова совсем рядом. До этого нас жизнь как-то не сталкивала, а сейчас с удивлением смотрел на молодого генерал-лейтенанта и прикидывал, насколько же он старше меня? Выходило, что совсем ненамного – года на три максимум. С ума сойти – почти ровесник, а возглавляет самую лучшую контрразведку всех времен и народов. Во всяком случае именно так СМЕРШ в мое время называли.
Само совещание началось с доклада Гусева и последующих за ними моих дополнений и комментариев Колычева. Когда Абакумов услышал, что в этом деле, возможно, замешаны люди из СМЕРШа, он сразу надулся и принялся ерзать, видно соображая, кто из подчиненных ему такую подляну мог подсунуть. Сталин слушал всех не перебивая и только изредка задавая вопросы. Было видно, что хоть ему и доложили обо всем заранее, он до сих пор в шоке из-за методов разборок генералитета. Ну да – раньше, в старинные времена, на дуэль вызывали, позже в крайнем случае морду били или донос писали, но чтобы так…
Хотя Виссарионыч, скорее всего, уже принял какое-то решение и теперь, следуя своей привычке, выслушивает остальных, чтобы составить окончательное мнение на этот счет. Глядя на вышагивающего Верховного, который изредка пыхал своей знаменитой трубкой, я неожиданно заметил, как его подкосила внезапная гибель ближайшего сподвижника. От Сталина остались только оспины и усы… Да еще и при ходьбе он стал странно крениться в левую сторону. Микроинсульт, что ли, со старичком приключился? Надо будет потом у Ивана Петровича спросить – с чего Верховный так сдал? Неужели действительно из-за Берии? М-да… Теперь ему и поговорить по-грузински не с кем будет – только если с охранниками…