Все закручено (ЛП)

— Я не планировала этого, Дрю. Ты должен знать, что я не хотела, чтобы так случилось. Но это произошло. И люди меняются. Вещи, которые мы хотим… меняются. И прямо сейчас, ты и я хотим две разные вещи.

Он делает ко мне шаг.

— Может, нет.

Я сильно стараюсь не искать скрытый смысл в том, что он здесь. Не хочу лишний раз надеяться. Потому что надежда может уплыть, как бревно по волнам. А если она окажется напрасной?

Она разбивается о скалы — разбивает тебя на тысячу осколков.

— Что это значит?

Его слова осторожны. Четко спланированы.

— Я приехал, чтобы пересмотреть условия наших отношений.

— Пересмотреть?

— Я очень много об этом думал. Ты пришла ко мне прямо от Уоррена, сразу. Ты просто… не успела нагуляться. Так что… если ты хочешь проводить время с другими людьми… — он сжимает челюсть, будто слова пытаются остаться внутри, и ему приходиться заставлять их выходить наружу, — я не буду против.

Я нахмурилась от непонимания.

— Ты проделал весь этот путь сказать мне, что ты не против того, чтобы мы… встречались с другими людьми?

Он тяжело сглатывает.

— Угу. Знаешь, ну если я все еще буду в ротации.

Секс всегда был на первом месте для Дрю. Вот, значит, в чем дело? Он не хочет ребенка, но и спать со мной не хочет прекращать? Иметь свой кусок пирога и все такое. Без всяких обязательств.

Это как в шоу Джерри Спрингера.

— И как ты себе это представляешь, Дрю? Быстренький перепихон на обеденном перерыве? Дежурный секс по звонку? Никаких разговоров? Никаких вопросов?

Он выглядит нездоровым.

— Если это то, чего хочешь ты.

И я так… разочарована.

В нем.

Мне противно.

— Езжай домой, Дрю. Ты теряешь свое время. У меня нет никого желания на беспорядочный секс в этот определенный период моей жизни.

Это застигает его врасплох.

— Но… почему нет? Я думал…

Он замолкает. А взгляд становится тяжелым.

— Все дело в нем? Ты сейчас серьезно говоришь, что он так много для тебя значит, хрен бы его побрал?

Мне не нравится его тон. Унизительный, издевательский. Я раньше говорила, что я бабочка? Нееет. Я чертова львица.

— Он значит для меня все, — тыкаю в него пальцем. — И я не позволю тебе заставить меня об этом сожалеть.

Он морщится, словно я ударила его электрошокером. Пять тысяч вольт прямо в грудь. Но потом он приходит в себя. А потом упрямо складывает на груди руки. Абсолютно бесцеремонно.

— Плевать. Нихрена это не значит.

Если вы слишком сильно накачаете колесо, превысите пределы допустимого, знаете, что случится?

Оно взорвется.

— Как ты можешь такое говорить? Какого черта, что с тобой не так?

А он нападает на меня в ответ.

— Ты серьезно? Что не так с тобой? Ты под кайфом? Или у тебя раздвоение хреновой личности, на которое я раньше не обращал внимания? Два года Кейт! Целых два чертовых года я отдавал тебе все… а ты… ты так стараешься все это растоптать!

— Не смей так говорить! Последние два года значили для меня все!

— Тогда веди себя так! Господи, ты, боже мой!

— Как я должна себя вести себя, Дрю? Что ты от меня хочешь?

Он кричит.

— Я хочу любую частичку тебя, которую ты только пожелаешь мне отдать!

Мы оба замолкаем.

Дышим тяжело.

Смотрим друг на друга.

Голос его тихий. Разбитый.

— Хоть что, Кейт. Только… не говори мне, что все кончено. На это я не соглашусь.

Я складываю руки на груди, в воздухе бьет сарказмом, как разряд молнии.

— У тебя, кажется, не было с этим проблем, когда твой язык застревал в горле той стриптизерши.

— Лицемерие не очень-то тебе идет, Кейт. Ты меня просто разочаровала до ужаса. Думаю, ты заслужила попробовать свою собственную хренову пилюлю.

Вам это часто встречается. В журналах со звездами, на ТВ. Вот одна пара — родственные души, и никогда ничего подобного не испытывали, скачут туда-сюда на диване у Опры, влюбленные. А потом, через минуту, они готовы придушить друг друга — таскают за собой юристов на разборки из-за денег, имущества… или детей. Мне всегда было интересно, как такое случается.

Приглядитесь получше. А вот так.

— Ну что ж. Похлопай себя по спинке, Дрю. Ты хотел сделать мне больно? У тебя получилось. Теперь тебе лучше?

— Угу, в восторге. Довольный до ужаса. Не видно?

— Может, хоть на пять минут перестанешь вести себя, как ребенок?

— Если ты перестанешь вести себя, как бессердечная сучка?

Если бы он стоял достаточно близко, я бы влепила ему пощечину.

— Я тебя ненавижу!

Он холодно улыбается.

— Считай, что тебе повезло. Как бы я хотел ненавидеть тебя — я молился об этом. Что бы выкинуть тебя из головы. Но ты все еще там, под моей кожей, как какая-то чертова смертельная болезнь.

Вы когда-нибудь сидели над каким-нибудь кроссвордом, что печатают в газетах? Вы настраиваетесь на то, чтобы разгадать его до конца — вы начинаете с такой уверенностью, что у вас получится? Но потом становится просто слишком трудно. Отнимает слишком много сил. И вы сдаетесь. Просто… бросаете.

Я прижимаю руку ко лбу. И хотя я стараюсь выглядеть сильной снаружи, голос у меня слабый.

— Я больше не хочу этого, Дрю. Больше не хочу ругаться. Мы можем заниматься этим весь день, но это ничего не изменит. Мне не нужны отношения наполовину. Это не подлежит пересмотрению.