— М-м-м… Возможно, именно по этой причине у моей мамы нет любовной связи с твоим отцом. Ей было бы неуютно в таком тесном родственном кругу. Она бы чувствовала себя дискомфортно.
— Да, действительно, — согласилась я. — И Диана сказала мне, что она не встречается с тем мужчиной, потому что он по закону связан с другой женщиной и для нее такая ситуация невыносима, — так она сказала. Значит, я полагаю, что, в конце концов, между моим отцом и твоей матерью ничего нет. Возможно, он написал ей просто дружеское письмо, как обычно бывает между родней мужа и жены.
— Разве такое обычно бывает, дорогая?
Я засмеялась, увидев его недоверчивое лицо.
— Откуда мне знать? — Я всплеснула руками. — Послушай, возвращаясь к твоему первоначальному утверждению, Эндрю, я уверена, что между ними ничего не может быть. Видишь ли, я бы знала. Я бы действительно почувствовала. Мы очень близки с Дианой и с отцом, и я бы инстинктивно это почувствовала.
Но когда я произнесла эти слова, честно подразумевая именно то, что сказала, я вдруг подумала невольно, что, должно быть, Эндрю прав, а я ошибаюсь.
По всей видимости, мой муж решил, что разговор окончен, потому что он внезапно встал и начал убирать со стола. Я тоже встала и помогла ему отнести тарелки в мойку. Но я продолжала думать о Диане и отце, и мне даже пришлось отвернуться от Эндрю, чтобы он не заметил довольной улыбки, которую я не смогла сдержать. В глубине души я порадовалась, что эти двое таких дорогих моему сердцу людей, возможно, связаны друг с другом. Оба они заслужили немного счастья, учитывая долгие годы одинокой жизни, которую они ведут.
6
Небесный свод был глубокого синего цвета и очень ясен, без единого облачка. Звезды висели яркие, сверкающие, и был виден ломтик молодой луны.
Была совершенно великолепная ночь, и даже дул легкий ветерок, когда мы с Эндрю прошли за пригорок и спустились ниже по длинному лугу к большому пруду. После того как он помог мне вымыть посуду, он сказал, что хочет взглянуть на лошадей, и несколько минут тому назад мы вышли из дома, молча держась за руки и наслаждаясь прекрасным вечером.
Конюшни, в которых помещались наши две лошади и пара пони для детей, находились в одном из больших красных амбаров по соседству с маленьким коттеджем Анны. Она была необыкновенным садовником, и с помощью ее таланта и мастерства дикая природа вокруг «Индейских лужаек» превратилась в исключительно красивое место; она заслужила ту зарплату, которую мы ей платили, до последней копейки. Мы бесплатно предоставили ей коттедж для жилья за то, чтобы она о нем заботилась и присматривала за лошадьми, кормила и выезжала их, чистила стойла. Ее племянник Билли приходил ей помогать каждый день после школы, и мы платили ему за работу в конюшне. Хотя подлинным призванием Анны была работа в саду, она была умелой наездницей и любила это занятие; она тренировала наших лошадей, как своих.
Было преувеличением называть это жилище коттеджем, поскольку в действительности это был сарай, один из сараев меньшего размера, чем конюшни, и в прошлом году мы его перестроили и превратили в комфортабельную художественную мастерскую с нишей для спальни, ванной комнатой и кухней.
Анне мастерская понравилась, и она с удовольствием переехала в нее вместе с Блейки, своим Лабрадором, и персидской кошкой кофейного цвета по кличке Мисс Петигрю. Мы познакомились с ней очень кстати, и, по-видимому, для нее это тоже была счастливая встреча. Она только что рассталась со своим приятелем, уехала из его дома в Шероне и жила у друзей на ферме около озера Вононпейкук, подыскивая себе жилье. Наш перестроенный сарай и зарплата, которую мы ей предложили, сразу решили ее насущные проблемы, так же как и наши.
По мере нашего приближения, я заметила, что окна коттеджа светятся, но она не вышла, чтобы поговорить с нами, и поскольку мы никогда не приходили к ней по вечерам без достаточно веской причины, мы прошли мимо в направлении самого большого из наших амбаров.
Зайдя внутрь, Эндрю включил освещение и зашагал между стойлами. Он погладил и приласкал Блу Боя и Хайланд Лесси, постоял некоторое время рядом с ними, а потом прошел к пони, Пайпе и Панчинелле. Но визит к нашим лошадям не занял много времени, и вскоре мы уже направлялись обратно к дому.
По дороге домой Эндрю говорил мало и был столь же спокоен, как и когда мы шли в сторону холмов. Казалось, он весь ушел в свои мысли, был озабочен, и я решила не советь нос в его дела. Если у него есть что-то на уме, о чем бы он хотел мне рассказать, он сделает это, когда найдет нужным. С самого начала нашей супружеской жизни он всем делился со мной и продолжал это делать, так же как и я с ним.