Все в мире поправимо…

Мне дорог лес зимой и летом.
Я не скрываю добрых чувств.
Ведь это он рожден поэтом.
А я лишь у него учусь.

Я слышу – шелестят страницы,
Когда листает ветер их.
И тишина, как мысль, струится.
И каждый лист – как первый стих.

«Не говорю тебе «Прощай!»…»

Не говорю тебе «Прощай!»,
Земля Христа, земля Давида…
Но есть во мне одна обида,
Одна безмерная печаль,
Что поздно я пришел сюда,
Что лишь на грани жизни долгой
Взошла во мне твоя Звезда,
Соединяясь с зарей над Волгой.

«Не знаю, сколько мне судьба отмерит…»

Не знаю, сколько мне судьба отмерит,
Но если есть в запасе год,
Вернусь на озеро Киннерет,
Построю там библейский плот.

И уплыву на нем в легенду
По той воде, где шел Христос.
И красоту возьму в аренду
Ту, что увидеть довелось.

«Я вспомнил Волгу возле Иордана…»

Я вспомнил Волгу возле Иордана.
И это было радостно и странно.
И музыка воды во мне звучала,
Как будто нас одна волна качала.

«А мудрецы внушали мне…»

А мудрецы внушали мне:
«Пишите о таких глубинах,
Что у людей всегда в цене.
Не о цветах, не о рябинах —
О том, что скрыто в глубине…»
А я смотрю в глаза твои:
Что может глубже быть любви.

«Деревья еще зелены…»

Деревья еще зелены.
Октябрь их раздеть не торопится.
Лишь две белоствольных княжны
При золоте празднично смотрятся.

«Все в подлунном мире относительно…»

Все в подлунном мире относительно.
В тридцать лет я думал —
Жизнь прошла…
А сейчас та молодая мнительность
И грустна немного,
И смешна.

«Талант не умеет стареть…»

Талант не умеет стареть.
Иначе прервется полет.
Когда же придет к нему
Смерть,
Он новую жизнь обретет.

«Белый цвет, он многих красок стоит…»

Белый цвет, он многих красок стоит:
Первый снег и майские сады.
Ты не расстаешься с красотою,
Хоть виски, как этот снег, седы.

«На свете счастья нет…»

На свете счастья нет…
А есть стихи Поэта.
И будет много лет
Светить нам радость эта.

«Все утро слушаю грозу…»

Все утро слушаю грозу.
Смотрю, как молнии лютуют.
И море гасит их внизу
И небо громко негодует.

«В мои года стихи уже не пишут…»

В мои года стихи уже не пишут.
Но Гете был постарше…
А писал.
И потому я в лодыри не вышел.
У Музы я пожизненный вассал.

«Превыше всего отец мой ценил…»

Превыше всего отец мой ценил
Душевную чуткость и доброе имя.
И принципами не поступался своими.
И этим особо мне дорог и мил.

И я не забыл о заветах отца.
Дружу только с теми,
Кто честен и чуток.
И верую в дружбу, как в некое чудо,
Которому нет ни границ, ни конца.

«Деревья обрекли на стужу…»