Богатства, имевшиеся у них, мы конфисковали. Я отдал подробный приказ, а обергруппенфюрер СС Поль его исполнил: естественно, все их имущество без остатка будет передано в Рейх. Для себя мы не взяли из него ничего. Отдельные оступившиеся лица будут наказаны согласно моему приказу, гласящему: „Присвоивший себе хотя бы одну марку — умрет“. Несколько членов СС — их было немного — оступились, и их ждет безжалостная кара. У нас есть моральное право и обязанность перед нашим народом уничтожить другой народ, стремившийся к нашему уничтожению. Но у нас нет права обогатить себя ни одной шубой, ни одной парой часов, ни одной маркой, ни одной сигаретой. Мы уничтожаем бациллы, и мы не хотим от них заразиться и умереть. Я никогда не смирюсь с тем, чтобы тут возникла хотя бы маленькая гнильца. Если только она появится, мы выведем ее сообща! В заключение можно сказать, что мы выполнили этот тяжелый долг, и никакой ущерб не был нанесен нашей сути, нашей душе, нашему характеру…»
Когда же стало ясно, что успехи Рейха завершены и началась пора возмездия, Гиммлер стал искать способ отстраниться от Гитлера. Но сначала, зимой 1945 года, Гиммлер получил должность командующего группой войск, действующих на приближающемся к Берлину Восточном фронте. Скоро стало ясно, что с должностью он никак не справляется.
Гудериан буквально вымолил у Гитлера приказ о лишении Гиммлера полномочий: «Дела в его штабе ухудшались с каждым днем. Я никогда не получал ясных сводок с его фронта и поэтому не мог ручаться за то, что там выполняются приказы главного командования сухопутных войск. Поэтому в середине марта я выехал в район Пренцлау, в его штаб, чтобы получить представление об обстановке. Начальник штаба Гиммлера Ламмердинг встретил меня на пороге штаба следующими словами: „Вы не можете освободить нас от нашего командующего?“ Я заявил Ламмердингу, что это, собственно, дело СС. На мой вопрос, где рейхсфюрер, мне ответили, что Гиммлер заболел гриппом и находится в санатории Хоэнльхен, где его лечит личный врач, профессор Гебхардт.
Я направился в санаторий. Гиммлер чувствовал себя сносно; я в такой напряженной обстановке никогда не бросил бы свои войска из-за легкого насморка. Затем я заявил всемогущему эсэсовцу, что он объединяет в своем лице слишком большое количество крупных имперских должностей: рейхсфюрера СС, начальника германской полиции, имперского министра внутренних дел, командующего армией резерва и, наконец, командующего группой армий „Висла“. Каждая из этих должностей требует отдельного человека, тем более в такие тяжелые дни войны, и хотя я ему вполне доверяю, все же это обилие обязанностей превосходит силы одного человека. Он, Гиммлер, вероятно, уже убедился, что не так-то легко командовать войсками на фронте. Вот почему я предлагаю ему отказаться от должности командующего группой армий и заняться выполнением других своих обязанностей.
Гиммлер на этот раз был не так самоуверен, как раньше. Он начал колебаться: „Об этом я не могу сказать фюреру. Он не даст своего согласия“.
Это давало мне некоторые шансы: „Тогда разрешите, я скажу ему об этом“. Гиммлер вынужден был согласиться. В этот же вечер я предложил Гитлеру освободить сильно перегруженного разными должностями Гиммлера от должности командующего группой армий „Висла“ и на его место назначить генерал-полковника Хейнрици, командующего 1-й танковой армией, находившейся в Карпатах. Гитлер неохотно согласился.
20 марта Хейнрици получил новое назначение. Что же могло заставить Гиммлера, полного невежду в военном деле, лезть на новую должность? То, что он ничего не понимал в военных вопросах, было известно не только ему, но также и нам, и Гитлеру. Что же побудило его стать военным? Очевидно, он страдал чрезмерным тщеславием. Прежде всего, он стремился получить рыцарский крест. Кроме того, он, как и Гитлер, недооценивал качества, необходимые для полководца. И вот, впервые получив задачу, выполнение которой проходило на глазах всего мира, которую нельзя было решить, оставаясь где-нибудь за кулисами и ловя рыбу в мутной воде, этот человек обанкротился. Он безответственно взялся за выполнение непосильной для него задачи, а Гитлер безответственно возложил на него эти обязанности».
Что касается Гиммлера — он надеялся на какие-то чудеса, но оказалось, что магия жила только в его голове. Не помогало ничего: ни развеивание праха сдавшихся в плен с чтением соответствующего проклятия, ни руны, которые вырисовывал рейхсфюрер СС: война катилась к бесславному концу. Что же касается Гитлера — тот в магию не верил, но почему-то верил в… Гиммлера. Ох, как же он ошибался! Верный Генрих как раз в эти нехорошие дни 1945 года уже вынашивал план, какой ценой можно откупиться от гнева союзников и как повыгоднее сдаться, чтобы не оказаться расстрелянным.