Все совпаденья не случайны

– Ты помнишь, Аня, как мы рвали вместе цветы? – шептал несчастный профессор. – Там, на горных лугах… Поляну залило солнцем, а мы валялись в траве и смеялись. Смеялись, да… А потом ты плела венок, и я чертил на твоей шее травинкой имя. Самое красивое имя на земле – Анна. И завиток пшеничных волос лежал на твоей щеке…

Лямзин слушал, не перебивая, гадая при этом, осознает ли больной реальность, или у него бред, и вопросы сейчас задавать не имеет никакого смысла? Как вдруг Калемков повернул голову, посмотрел на него в упор и спросил:

– Можно ли повернуть время вспять? А можно пытаться вернуть любовь? Мы расстались, но я всегда вспоминал с нежностью и синий взгляд, и мед волос, и аромат разогретой солнцем кожи. Глупо, я знаю. Просто сейчас, в моем сне, мы были вместе, и она любила меня. Простите, что рассказываю это вам. Кстати, а вы кто?

– Майор Лямзин, Московский уголовный розыск. Я расследую дело об исчезновении жены Никиты Лаврова. В тот день, когда она пропала, именно вы принесли в офис Никиты конверт с фотографией и запиской, в которой говорилось, где можно отыскать Эльзу. Но по указанному адресу ее не оказалось, и с тех пор женщина больше нигде не появлялась.

– А я здесь при чем? – нахохлился Калемков, натягивая по самую шею одеяло. – Может, жена сбежала.

– Может. Но я обязан расследовать все обстоятельства дела, а именно вы принесли записку, где указывалось обратное.

– Ничего я не знаю. Пьян был.

– По свидетельству очевидцев, пьяны вы не были, так что не надо наговаривать на себя.

Калемков угрюмо молчал, явно не собираясь продолжать разговор.

– Ну, хорошо, – вздохнул Эдуард Петрович, – давайте попробуем так: вы поможете мне, а я помогу вам. Просите, чего хотите.

В глазах Калемкова вспыхнула безумная надежда. Лицо его стало беззащитным и ясным, как у младенца, он мечтательно уставился вдаль, а потом робко взглянул на Лямзина и тихо спросил:

– Найдете мне мою Аню? Очень хочу посмотреть на нее.

– Сделаю все, что смогу, – с готовностью отозвался Лямзин. – Давайте я запишу все, что вам известно о ней.

Майор быстро записывал все, что говорил Калемков, в блокнот и с тревогой поглядывал на больного. Лицо Ивана Ивановича побледнело, на лбу выступила испарина, а глаза лихорадочно заблестели.

– Идите уже, – нависла над Лямзиным медсестра, – пациенту укол делать пора. И утомили вы его. Разве не видите?

– Да-да, сейчас, – отозвался Лямзин, пряча блокнот в карман. – Кстати, Иван Иваныч, когда я найду Анну, мне встретиться с ней и рассказать о вас? Может быть, дать адрес, чтобы она навестила вас в больнице?

– Ни в коем случае! – встрепенулся Калемков. – Вы только найдите, а дальше я все должен сделать сам.

Глава 13

В минуты смертельной опасности даже самые закоренелые атеисты вспоминают о Боге, и Эльза не стала исключением. Не то, чтобы она совсем не верила в Бога, нет. Она изредка ходила в церковь, стояла перед иконами, зажигала свечи, но слишком набожной никогда не была. Сейчас, когда отчаяние охватило ее, ноги сами собой подогнулись, и она, упав на колени, истово перекрестилась.

«Господи, я больше не выдержу, прости меня…»

Эльза молилась о нерожденном младенце, о Никите, говорила о своей любви к нему; просила прощения за то, что предала свое дитя, поставив любовь к мужу выше самого воплощения земной любви – рождения ребенка; умоляла о милости за собственное безволие и слабость; раскаивалась в редких минутах жестокости, равнодушия и эгоизма. Она хладнокровно препарировала себя, вспоминая малейшие свои грехи…

Слезы застилали ей глаза, горло саднило от сдерживаемых рыданий, ноги и спину от долгого стояния на холодном полу сводило судорогой, но Эльза ни на что не обращала внимания.

В какой-то момент на душе у нее просветлело, и всю ее словно окутало мягким теплом. Ощущение заботы и любви было таким сильным, какое бывает только в детстве, когда еще веришь в чудеса, когда каждый новый день начинается с праздника, и мир улыбается, раскрывает объятия навстречу, нашептывая на ушко ласковые слова.

Светлые слезы радости хлынули из глаз Эльзы.

С колен она встала другим человеком.

– Дамы и господа, посмотрите направо, посмотрите налево – мы проезжаем по территории реликтового леса, где папоротники, лианы и деревья соревнуются друг с другом в скорости роста, – голосом экскурсовода вещал Лямзин. – Причем лианы с деревьями общаются довольно тесно, даже, я бы сказал, весьма плотно. Обвившись вокруг ствола, они впиваются в него маленькими цепкими присосками и пьют сок. И так день за днем, месяц за месяцем, год за годом, пока от дерева не остается трухлявый сухой ствол. Как сказал кто-то из классиков: «Ядовитым плющом молодая жена обовьет стареющего мужа, а тот и зачахнет». Кстати, кто это сказал, не помнишь?

– Может быть, Шекспир? Но там, кажется, было немного иначе: «…лиана гибкая плюща корявые кольцует пальцы вяза…»

Лямзин резко притормозил, съехал на обочину и, повернувшись, уставился на Таисию.

– Что? – испугалась та. – Что-нибудь случилось?