Все сказки, басни и рассказы для детей

Не успели меня одеть, слышим: наверху уже стучат сапогами. Слышно, много народа нашло. Прибежала к нам дьячиха, Михайла-лакей.

– Сам, сам приехал! Баранов бить велит. Вина, наливок спрашивает.

Анна Трофимовна говорит: «Всего давай. Да смотри не сказывай, что барские дети. Говори, все уехали. А про неё говори, что моя внучка».

Всю ночь эту мы не спали. Всё к нам заходили пьяные казаки.

Но Анна Трофимовна их не боялась. Как придёт какой, она говорит: «Чего, голубчик, надо? У нас про вас ничего нет. Малые дети да я, старая».

И казаки уходили.

К утру я заснула, и когда проснулась, то увидала, что у нас в горнице казак в зелёной бархатной шубе, и Анна Трофимовна ему низко кланяется.

Он показал на мою сестру, говорит: «Это чья же?» А Анна Трофимовна говорит: «Внучка моя, дочернина. Дочь с господами уехала, мне оставила».

– А эта девчонка? – Он показал на меня.

– Тоже внучка, государь.

Он поманил меня пальцем.

– Поди сюда, умница.

Я заробела.

А Анна Трофимовна говорит:

– Иди, Катюшка, не бойся.

Я подошла.

Он взял меня за щёку и говорит:

– Вишь, белолицая какая, красавица будет. – Вынул из кармана горсть серебра, выбрал гривенник и дал мне.

– На тебе, помни государя, – и ушёл.

Погостили они у нас так 2 дня, всё поели, попили, поломали, но ничего не сожгли и уехали.

Когда отец с матерью вернулись, они не знали, как благодарить Анну Трофимовну, дали ей вольную, но она не взяла и до старости жила и умерла у нас. А меня шутя звали с тех пор: Пугачёва невеста. А гривенник тот, что мне дал Пугачёв, я до сих пор храню; и как взгляну на него, вспоминаю свои детские годы и добрую Анну Трофимовну.

Бог правду видит, да не скоро скажет

В городе Владимире жил молодой купец Аксёнов. У него были две лавки и дом.

Из себя Аксёнов был русый, кудрявый, красивый и первый весельчак и песенник. Смолоду Аксёнов много пил, и когда напивался – буянил, но с тех пор как женился, он бросил пить, и только изредка это случалось с ним.

Раз летом Аксёнов поехал в Нижний на ярмарку. Когда он стал прощаться с семьёй, жена сказала ему:

– Иван Дмитриевич, не езди ты нынче, я про тебя дурно во сне видела.

Аксёнов посмеялся и сказал:

– Ты всё боишься, как бы не загулял я на ярмарке?

Жена сказала:

– Не знаю сама, чего боюсь, а так дурно видела, – видела, будто ты приходишь из города, снял шапку, а я гляжу: голова у тебя вся седая.

Аксёнов засмеялся.

– Ну, это к прибыли. Смотри, как расторгуюсь, дорогих гостинцев привезу.

И он простился с семьёй и уехал.

На половине дороги съехался он с знакомым купцом и с ним вместе остановился ночевать. Они напились чаю вместе и легли спать в двух комнатах рядом. Аксёнов не любил долго спать; он проснулся среди ночи и, чтобы легче холодком было ехать, взбудил ямщика и велел запрягать. Потом вышел в чёрную избу, расчёлся с хозяином и уехал.

Отъехавши вёрст сорок, он опять остановился кормить, отдохнул в сенях на постоялом дворе и в обед вышел на крыльцо и велел поставить самовар; достал гитару и стал играть; вдруг ко двору подъезжает тройка с колокольчиком, и из повозки выходит чиновник с двумя солдатами, подходит к Аксёнову и спрашивает: кто, откуда? Аксёнов всё рассказывает, как есть, и просит: не угодно ли чайку вместе выпить? Только чиновник всё пристает с расспросами: «Где ночевал прошлую ночь? Один или с купцом? Видел ли купца поутру? Зачем рано уехал со двора?» Аксёнов удивился, зачем его обо всём спрашивают: всё рассказал, как было, да и говорит:

– Что ж вы меня так выспрашиваете? Я не вор, не разбойник какой-нибудь. Еду по своему делу, и нечего меня спрашивать.

Тогда чиновник кликнул солдат и сказал:

– Я исправник и спрашиваю тебя затем, что купец, с каким ты ночевал прошлую ночь, зарезан. Покажи вещи, а вы обыщите его.

Взошли в избу, взяли чемодан и мешок и стали развязывать и искать. Вдруг исправник вынул из мешка ножик и закричал:

– Это чей ножик?

Аксёнов поглядел, видит – ножик в крови из его мешка достали, и испугался.

– А отчего кровь на ноже?

Аксёнов хотел отвечать, но не мог выговорить слова.

– Я… я не знаю… я… пож… я… не мой…

Тогда исправник сказал:

– Поутру купца нашли зарезанным на постели. Кроме тебя, некому было это сделать. Изба была заперта изнутри, а в избе никого, кроме тебя, не было. Вот и ножик в крови у тебя в мешке, да и по лицу видно. Говори, как ты убил его и сколько ты ограбил денег?

Аксёнов божился, что не он это сделал, что не видал купца после того, как пил чай с ним, что деньги у него свои 8000, что ножик не его. Но голос у него обрывался, лицо было бледно, и он весь трясся от страха, как виноватый.

Исправник позвал солдат, велел связать и вести его на телегу. Когда его с связанными ногами взвалили на телегу, Аксёнов перекрестился и заплакал. У Аксёнова отобрали вещи и деньги, отослали его в ближний город, в острог. Послали во Владимир узнать, какой человек был Аксёнов, и все купцы и жители владимирские показали, что Аксёнов смолоду пил и гулял, но был человек хороший. Тогда его стали судить. Судили его за то, что он убил рязанского купца и украл 20 000 денег.