— Я фигурально, — Репин провел в воздухе рукой большой круг, как бы сводя воедино все, что было уже сказано. — Формулирую иначе: когда мы узнаем, что теорема Вязникова верна, — а пока мы оба сильно в этом сомневаемся, — вокруг нас начнут происходить такие же странные и необъяснимые события, какие сейчас случаются в вашем присутствии.
— Да, — кивнул Вязников, — так и будет.
— Ты готов к этому? — спросил Илья у Антона.
— Илюша, — сказал Антон, — ты что, поверил в то, что он сейчас тут наговорил? Это же полная чепуха.
— Статуэтка Дон-Кихота, — пробормотал Даниил. — С чего бы ей падать?
— Не знаю, — резко сказал Антон. — Возможно, это какие-то ваши фокусы.
— Куда мне до Давида Копперфильда, — с горечью произнес Даниил. — Хотел бы я, чтобы все это оказалось чьими-то фокусами.
— Поехали, — Илья вскочил на ноги.
— Вы уверены, что…
— Ну что вы, в самом деле! Дальше меня все равно не пойдет. Видите, Антон ни в грош не ставит вашу теорему.
— Да какое это имеет значение? — с видимым отчаянием воскликнул Вязников. — Ваш друг услышит рассказ Тихомирова, а может, и кучу макулатуры увидит, если ее еще не свезли со двора… А потом в цирк пойдет и в ту квартиру на Цветном… И не мне он в конце концов поверит, а вам. Вы его убедите, а не я.
— Поехали, — повторил Репин. — Сейчас четыре, будем там не позднее пяти, к ужину вернемся.
В гостиной Света с Олей смотрели телевизор — шла передача «Моя семья».
— Светик, — сказал Антон, — нам нужно съездить по делу, вернемся часа через два, вы пока ужин приготовьте, мы будем голодные и злые.
— Не боитесь ехать со мной в одной машине? — спросил Вязников, когда они спустились на улицу и подошли к «жигулю» Репина.
Ответа он не получил.
Леонид Афанасьевич Тихомиров вернулся домой со смены и готовился хорошо поужинать. Сына дома не было, играл у соседей. Когда у ворот остановился синий «жигуленок», Тихомиров, выглянув в окно, сказал:
— Опять этот пожаловал. Ну, помнишь, про макулатуру допытывался? Физик, едрит его. Темная личность.
— Поставить еще рюмку? — спросила Таня.
— Три, — приказал Леонид Афанасьевич, увидев, что из машины следом за Вязниковом вылезли еще два мужика и пошли к дому, оглядываясь по сторонам.
Ужинать, однако, не пришлось. Антон предъявил удостоверение и повел разговор так, как считал необходимым. Он молчал всю дорогу, прокручивал в памяти сумятицу резниковских измышлений и все больше убеждал себя в том, что математик очень ловко водил их обоих за нос. Играл на том, что ни Антон, ни Илья, мягко говоря, не специалисты в интегралах и вероятностях. В доме Тихомирова Вязников устроит очередное представление, и нужно смотреть в оба, чтобы не упустить истинную подоплеку событий. Скорее всего, сельский водила не имеет к делу об убийстве Митрохина никакого отношения. Но именно это труднее всего доказать, когда тебе тычут в нос математические определения.
Попросив оставить его вдвоем с хозяином, Антон очень быстро вытащил из раздраженного неожиданной голодовкой Тихомирова рассказ о событии трехнедельной давности. Противоречий с показаниями Вязникова он не обнаружил, да и не ожидал, что в рассказе окажутся противоречия — у математика было время подготовиться.
— Подшивки вы сохранили или выбросили? — спросил Антон.
— Глаза бы мои их не видели и руки не держали, — хмуро проговорил Тихомиров. — Как мне по морде залепило… Танька соседям раздала. Приходили и брали. А что осталось, она потом понемногу на мусорку снесла. Те, что больше всего бензином воняли, и никто брать не хотел.
— У вас, значит, ничего не осталось?
— Ничего, — твердо сказал Тихомиров.
— А кто из соседей взял, можете показать? — продолжал допытываться Антон, понимая, впрочем, бессмысленность своего вопроса. Ну, увидит он своими глазами подшивку журнала «Знание-сила» за шестьдесят третий год, и что?
— Да все брали, — пожал плечами Тихомиров. — Я следил, что ли? Шли и брали, ворота открыты.
— Ну хорошо, — вздохнул Антон. — Извините, что побеспокоили. Служба. Можете…
Он не договорил. В соседней комнате что-упало, грохнуло, и вечернюю тишину взрезал вопль, от которого, как сказал бы автор какого-нибудь романа о привидениях, «кровь застыла в жилах». Почему-то эти слова всплыли у Антона в голове — его-то кровь, если быть точным, скорее закипела, и прежде, чем он успел подумать о чем-нибудь еще, кроме стынущей в жилах крови, ноги, будто повинуясь заранее заложенной программе, развернули его тело к двери. Хозяин, впрочем, оказался проворнее. Он оттолкнул Антона плечом, дверь распахнул ногой и исчез в комнате, что была гостиной, а вопль уже смолк, только шелестело что-то, будто невидимка пересчитывал банкноты.
Ноги поднесли Антона к дверному проему, и глазам представилась картина, которую он — эта уверенность возникла мгновенно — не смог бы забыть до конца жизни.