Все разумные (Сборник)

— Клетки в теле Елизаветы Олеговны, — сказал Кронин, — за считанные минуты постарели на десятки лет. Согласно закону сохранения, клетки ножа — нож и Елизавета Олеговна в момент, когда Вера Андреевна нанесла удар, составили единую энергетическую систему, поскольку была произнесена вербальная формула, — так вот, структура ножа, соответственно, также изменилась, вернувшись в состояние, которое имела в момент изготовления этого предмета. Энергия, таким образом, сохранилась. Почему произошел сдвиг во времени? По-моему, сыграло роль то обстоятельство, что физически нож не коснулся объекта, против которого был направлен. Я выслушаю ваши мнения по этому поводу, но позднее. Сейчас хочу обратить внимание на другое обстоятельство, о котором я упомянул в самом начале. Каждый, кто будет знаком с формулировкой полного закона сохранения, сможет связывать в энергетическую систему любые объекты и предметы. В том числе — людей. И более того: при серьезной подготовке и понимании сущности открытого нами закона, каждый сумеет осознать себя, как бесконечномерный организм, существующий в бесконечномерном мироздании. И каждый сможет стать собой-истинным, выйдя в мир, как это получилось у Веры Андреевны и Филиппа Викторовича и, как это, к сожалению, не удалось мне. Филипп Викторович, налейте мне, пожалуйста, чаю, а то в горле пересохло.

Кронин говорил, не делая пауз, и просьба его, произнесенная тем же тоном, что и весь монолог, прошла сначала мимо сознания Фила.

— Сейчас, Николай Евгеньевич, — вздрогнул он и потянулся за чайником, стоявшим на столе. Чайник остыл, и Фил пошел на кухню, надеясь, что в его отсутствие не произойдет ничего, что ему не хотелось бы пропустить. Слова, сказанные Крониным, не стали для Фила откровением. Николай Евгеньевич сумел сформулировать мысли, бродившие в сознании Фила. Кронин всегда формулировал лучше других.

Одного он не сказал. Не успел? Или не подумал? Вера уже убила одного человека, потому что… Неважно. Мотив не имеет значения. Она убила. И значит, может убить опять. Что ей стоит произнести формулировку, связать себя и ненавистный ей объект в одну энергетическую систему… И ножа не нужно. Что нож? Носитель материальной энергии. А можно использовать энергию любого из бесконечного числа измерений. Энергию совести, например. Наверняка есть и такая, если существует в мире измерение совести. И человек умрет — у него остановится сердце, потому что совесть его будто взорвется, у каждого в жизни есть поступки, которых он стыдится, и мысль об этих поступках, пусть на самом деле не таких уж и страшных, убьет его, потому что совесть окажется подпитана огромной энергией, перешедшей из других измерений.

А если Кронин потребует передать Веру в руки правосудия?

Чушь. Нет в уголовном кодексе такой статьи, по которой можно ее осудить, даже зная все обстоятельства дела.

Чайник закипел, Фил отдернул руки и вернулся в реальный мир из мира размышлений. Он понес чайник в гостиную, не представляя себе, как там изменилась ситуация за время его отсутствия.

Кронин наклонился вперед и смотрел на что-то, лежавшее у его ног. Фил вытянулся, чтобы увидеть: Вера опустилась перед коляской Кронина, уткнулась лицом в колени Николая Евгеньевича, а он гладил ее по голове.

Фил осторожно поставил чайник на стол и сказал стесненно:

— Налить вам, Николай Евгеньевич?

— Да, — рассеянно произнес Кронин. — И другим тоже.

Вера обернулась, посмотрела Филу в глаза и сказала:

— Не бойся, мой хороший, не нужно меня бояться.

— Да, — сказал Кронин. — Надеюсь, что так.

Фил принялся разливать чай. Вера пересела на диван — на место, где недавно сидел Кронин. Николай Евгеньевич развернул коляску так, чтобы видеть всех сразу.

— Что будем делать? — спросил он.

— Нельзя заявлять на Веру! — воскликнул Миша. — Они думают, что это была естественная смерть, пусть и дальше так думают. Мы сами…

— Что сами? — мягко спросил Кронин. — Сами разобрались, сами осудим и сами накажем? Устроим справедливость в пределах отдельно взятой энергетической системы? Вы же понимаете, Михаил Арсеньевич, что не в этом проблема. С некоторых пор мы с вами — все, кто знаком с формулировкой полного закона сохранения, — стали другими. Вообще говоря, стали самими собой. Точнее говоря, полностью еще не стали — и не станем, для этого нужно очень много времени. Но становимся — и каждый ощутил это на собственном опыте. Результат? По-моему, резко отрицательный. Конечно, это первый эксперимент подобного рода, да еще и поставленный без соблюдения правил, никакой чистоты, сплошная самодеятельность. Первый блин обычно бывает комом, но проблема слишком важна. Можем ли мы допустить, чтобы первый опыт провалился?

— Мы это уже допустили, — проворчал Эдик.

— Именно так, — согласился Кронин.

— Меня смущает, — сказал Эдик, — что мы по сути как бы легитимизируем религиозные представления о потустороннем мире.