Все ради любви

Ливви стояла слева от нее и резала моццареллу. В своем черном облегающем шелковом платье она была похожа на шариковую ручку «Бик». На ногах у нее были туфли на высоченных каблуках, а на голове — высокая прическа с начесом. Когда-то Ливви неожиданно для всех уехала из Вест-Энда в Лос-Анджелес, уверенная, что сможет стать моделью, но продержалась там недолго, до того момента, как на одном из собеседований услышала от работодателя: «А теперь я попрошу вас раздеться». Пять лет назад, вскоре после тридцать четвертого дня рождения, она вернулась домой, расстроенная неудачей, опустошенная крушением надежд, и привезла с собой двух маленьких сыновей, рожденных от мужчины, которого никто из родственников никогда не видел. Ливви стала работать в семейном ресторане, но работу свою она не любила. Она всегда хотела жить в мегаполисе и считала, что попала в ловушку, оставшись в маленьком городке. Сейчас она снова была замужем: короткая церемония состоялась на прошлой неделе в Часовне любви в Лас-Вегасе. Все надеялись, что Сальваторе Траина — удачный выбор номер три — наконец-то сделает ее счастливой.

Энджи улыбнулась. Сколько же времени она провела на этой кухне в обществе этих трех женщин! И как бы ни сложилась жизнь, здесь всегда будет ее дом. Здесь, на маминой кухне, где чувствуешь себя в безопасности, где уютно, где тебя любят. Пусть они с сестрами и пошли разными дорогами, пусть они слишком часто пытались влиять на чужой выбор, они все равно остаются нитями одной веревки. Когда они вместе, их не разорвать.

И теперь ей нужно снова стать частью всего этого, уж слишком долго она скорбит в одиночестве.

Энджи прошла в кухню и поставила коробки на стол.

— Привет, ребята!

Ливви и Мира ринулись к ней, стиснули ее в объятиях, обдав ароматом итальянских специй и духов из супермаркета. Энджи ощутила влагу на щеках, хотя не было сказано ничего, кроме «Как здорово, что ты дома».

— Спасибо. — Энджи на мгновение крепко обняла сестер, потом подошла к маме, которая уже ждала ее с раскрытыми объятиями, и погрузилась в тепло маминых рук. Как всегда, от мамы пахло тимьяном, духами «Табу» и лаком для волос «Аква нет». Это были запахи юности Энджи.

Мама сжала ее так крепко, что она охнула и, рассмеявшись, попыталась вырваться, но мама не отпустила ее. И тогда она инстинктивно напряглась. В последний раз, когда мама так крепко обнимала ее, она прошептала ей: «Попытайся еще раз. Господь даст тебе другого ребеночка».

Энджи все же вывернулась из объятий.

— Не надо, — заранее попросила она, пытаясь улыбнуться.

Она достигла цели — ее мольба, произнесенная тихим голосом. Мама взяла терку для пармезана и объявила:

— Обед готов. Мира, зови детей.

В столовой можно было свободно усадить четырнадцать человек, но сегодня их было пятнадцать. Старинный стол красного дерева, привезенный с родины родителей, стоял в центре большой комнаты без окон, оклеенной обоями, в которых сочеталось два цвета: розовый и бордовый. Изысканно украшенное распятие висело рядом с изображением Иисуса. Взрослые и дети подошли к столу. В другой комнате пел Дин Мартин.

— Давайте помолимся, — сказала мама, как только все расселись. Так как тишина не наступала, она дала дяде Фрэнсису — самому шумному — подзатыльник.

Фрэнсис покорно опустил голову и закрыл глаза. Все последовали его примеру и начали молиться. Голоса слились в один:

— Благослови нас, о Господь, в этих Твоих дарах, что мы собираемся принять от Твоих щедрот. Благодарим Тебя, Господь наш, аминь.

Как только молитва закончилась, мама встала и подняла бокал с вином:

— Давайте выпьем за Сала и Оливию. — Ее голос дрожал. — Просто не знаю, что сказать. Произносить тосты — это мужское дело. — Она опустилась на стул.

Мира дотронулась до плеча мамы и встала.

— Мы рады приветствовать Сала в нашей семье. Желаем вам познать ту же любовь, что довелось испытать маме и папе. Пусть ваш дом будет полной чашей, пусть в вашей спальне всегда будет тепло, и пусть… — Она помолчала. Ее голос зазвучал мягче: —…у вас будет куча здоровых детишек.

Вместо смеха, аплодисментов и звона бокалов ее слова встретила тишина.

Энджи с шумом втянула в себя воздух и оглядела сестер.

— Я не беременна, — поспешно проговорила Ливви. — Но… мы стараемся.

Энджи выдавила из себя улыбку, однако улыбка получилась вымученной и никого не ввела в заблуждение. Все посмотрели на нее, гадая, как она отнесется к появлению в семье еще одного ребенка. Ведь они изо всех сил старались не нанести ей душевную травму.

Энджи подняла свой бокал:

— За Сала и Ливви. — Она очень надеялась, что ее слезы будут восприняты как признак радости. — Пусть у вас будет куча здоровых детишек.

Снова продолжилась прерванная беседа. Зазвякали вилки, по фарфору заскребли ножи, зазвучал смех. Хотя семейство собиралось по всем праздникам и еще дважды в месяц по понедельникам, темы для разговоров никогда не иссякали.