Дом клиента нашего ещё тот. Хрущоба времён семилетки совковской. Подъезд обшарпанный, грязный, ступени стёрты по самое некуда, и кошками воняет. Поднимаюсь по лестнице и на номера квартир смотрю. Чёрта с два нужную найдёшь! Нет номеров - будто корова языком слизала. Понятно, ребятня шустрит - делать-то ей нечего, разве котам к хвостам банки пустые консервные привязывать, лампочки в подъездах бить да номера с квартир срывать. Правда, на первом этаже на одной из дверей "22" мелом написано, и на втором лишь на одной двери семёрка перевёрнутая на гвоздике хилом покачивается. Спугнули, видно, пацанов, не успели они дело своё "геройское" до конца свершить. Зато на третьем ва-аще все двери голые, хотя дедуктивным методом дохожу, что моя, с тридцать первым номером, здесь должна быть.
Стою я на площадке, глаза, что буриданов осёл, выпучил и мозгую, в какую из четырёх квартир сунуться. Не дай бог, ошибиться - Сашок второй промашки за день не простит.
Тут дверь одной из квартир распахивается, выглядывает из неё Сашок и пальцем меня манит. Не, нормальный он мужик, знает, где я могу застопориться. Перевожу дух и проскальзываю в прихожую.
Сашок дверь входную затворяет и меня в комнату подталкивает.
- Никто тебя не видел? - спрашивает шёпотом.
- Обижаешь, начальник! - шучу тоже шёпотом и в комнатушку вхожу.
Ну и обстановочка! Диван-кровать от времени бесформенная, на тюфяк серый бугристый больше похожая, сервантик донельзя обшарпанный, пара стульев времён сталинских, дерматином обитых, да столик журнальный, весь в пятнах остатков лака полировочного. Да и сама комнатушка та ещё. Плитка линолеумная на полу покороблена, обои выцветшие в разводах ржавых, а штукатурка на потолке такими трещинами испещрена, будто дом землетрясение жесточайшее перенёс, но, вопреки Перестройке, выстоял.
- А хозяин где? - спрашиваю.
- В ванной, горло себе перерезанное полощет, - бурчит Сашок и, как ни в чём не бывало, в кресло садится. Впрочем, садится осторожно так, чтоб, значит, оно под ним не развалилось.
А я, естественно, что дубьём пришибленный, на месте застываю. И слышу, действительно, вода в ванной с фырканьем весёлым плещет. Ни фига себе ситуация - в ванной покойничек моется, а тут я с бутылками припёрся. Поминать будем, что ли? - шевелятся на голове волосы.
Смотрит на меня Сашок и кривится презрительно.
- Шутка, - говорит. - Задерживается наш клиент. А вода в ванной льётся потому, что кран там сорван. - Здесь Сашок смотрит мне в глаза и добавляет жёстко: - Но эта шутка через час-два былью может стать. Так что будь готов.
Да уж, шуточка у Сашка убойная. У меня после неё мозги так набекрень стали, что кроме пионерского отклика "Всегда готов!" в них ничего нет. Причём вертится этот отзыв, зараза, что патефонная пластинка заезженная.
- Садись, - предлагает Сашок, - а то, вижу, грохнешься сейчас на пол, будто гимназистка впечатлительная.
Машинально плюхаюсь на стул, и пакет с бутылками о пол гремит. Совсем забыл, что в руке его держу. С такими заявочками, что Сашок откалывает, маму родную забудешь.
- А вот шуметь не надо, - зло цедит Сашок.
- Шутить так не надо, - огрызаюсь и в пакет заглядываю. Нет, повезло: бутылки целые.
Вот что у Сашка хорошего есть, так это справедливость. Враз понимает, что здесь и его толика вины имеется. Поэтому не рычит на меня зверем, как другой бы на его месте, а говорит строго и назидательно:
- В любых ситуациях учись держать себя в руках. Это во-первых. Во-вторых - будь наблюдательным, в то же время сам старайся оставаться незаметным. Сегодня ты четыре промаха за пятнадцать минут сделал. Машину возле подъезда клиента поставил - это раз. Пакет такой пёстрый купил, что он невольно внимание прохожих привлекает, а по нему и ты запоминаешься два. Третий прокол - бутылками о пол грохнул. А что если сосед снизу добрый приятель нашего клиента и, решив по стуку, что хозяин дома, к нам сейчас поднимется?
Сижу я, голову понурив, сказать нечего.
- А четвёртый? - мямлю. Раз уж взялся за меня Сашок, пусть добивает окончательно, чего как садист тянет?
- Четвёртый прокол, так сказать, несколько из другой оперы. Соображать хоть немного нужно. Не так уж трудно догадаться, что тридцать первая квартира находится над двадцать седьмой.
- А откуда мне известно, где двадцать седь... - возмущаюсь я и осекаюсь, вспомнив на дверях второго этажа семёрку перевёрнутую, на гвоздике что на честном слове висящую.
- Вот-вот, - язвит Сашок. - Если дошло, может, и будет из тебя толк.
Ладно, думаю, представится случай, отыграюсь. Как тогда в ночном клубе с "бальзамом моего имени". Пупсик костюмчик-то мне до блеска вычистил, лучше нового стал, а у тебя, Сашок, после того, как я салфеткой грязной по брюкам твоим поелозил, пятна на них, вон, хоть почти и не заметны, но полностью не отстирались.
Перевожу я взгляд на столик журнальный и замечаю вдруг, что на нём три стакана гранёных стоят. Да не просто так - один напротив Сашка, второй - возле меня, а третий - супротив стула пустого, к столику придвинутого.