Все пули мимо

Далее всё покатилось по известному сценарию. Пока школьники пирожными запихивались, "фантой" запивая, я в другом зале для телевизионщиков, что нас в эфир выпускали, "фуршет" нехилый устроил. Это на центральном телевидении, как понимаю, продюсеры крутыми бабками ворочают, почему их и отстреливают, что куропаток на взлёте, а здесь, на периферии - нищета на нищете. Оттого местные телевизионщики и жрут, что кони. Тем более - за чужой счёт. Ну, вначале они меня сторонились чуток - то ли стеснялись как "крутяка", из чьей миски хлебали, то ли за ляп мой географический не уважая. Но как пошёл дым коромыслом, все правила бонтона к чёрту полетели. Бабы, дикторши да гримёрши, меня всё куда-то умыкнуть пытались, но главный режиссёр эти поползновения вмиг пресёк. Уединились мы втроём - он, я и Сашок - в кабинете и стали по-чёрному водку жрать да рекламу моей персоны на время выборов обсуждать. Так, под водочку, и выцыганил у меня главреж тысчонок сорок баксов, ну а Сашок под это вытребовал три получасовых передачи обо мне. Но не прямого эфира - хватит сегодняшнего "экскремента", - а хорошо поставленных, с режиссурой соответствующей, спектакля о моём житие-бытие. Чтоб, значит, народ своего избранника во всей красе и доблести лицезрел и только за него голосовал. Таким вот Макаром и никак иначе. Вот.

Я эту фигню слушал-слушал, как они умно рассуждают, что без телерекламы мне на выборах ничего не светит, и похихикивать начал, то про себя, то вслух. Но в конце концов скучно мне с ними стало, и я взял да с тоски упился вусмерть. Даже не помню, как меня потом домой транспортировали.

45

Но кантовали при транспортировке, видно, изрядно, поскольку на следующее утро я чувствовал себя что набитый по самую завязку севрским фарфором посудный шкаф, который несколько раз неудачно роняли. Каждое движение отдавалось в черепушке звоном вдребезги разбитой посуды, и эти осколки никак не удавалось в целостную картину сложить.

Сердобольная Алиска мечется вокруг меня, охает, ахает, руками всплёскивает, а мне кажется, что это монстр какой-то многорукий у кровати с небывалой скоростью мельтешит: то компресс мне на голову кладёт, то рассолом огуречным отпаивает. Мычу я этому монстру: "Водки дай!" - но ни фига он меня не понимает, настолько скорости восприятия действительности у нас разные. Мне аханье Алиски щебетом ультразвуковым слышится, словно при запредельной скорости перемотки магнитофонной ленты, а до неё, наверное, слова мои лишь стоном протяжным доходят.

К счастью, Сашок в комнате нарисовался. Увидел он такое дело, но не тривиальным образом меня на ноги поднял, а лечилу вызвал. Тот мне гадость какую-то в вену ввёл, и минут через десять я более-менее в себя пришёл. Хруст осколков в черепушке прекратился, комната раскачиваться перестала, а монстр многорукий, мельтешащий, в Алиску бледную, за меня душой неподдельно страдающую, обратился.

Сажусь я на кровати, ноги дрожащие на пол спускаю.

- Водки, - хриплю желание заветное, - дайте!

- Обойдёшься, - жёстко обрезает Сашок. - Ты сейчас трезвый нужен съёмочная группа с телевидения приехала, будет клип о тебе снимать.

- Может, назавтра перенесём? - выдыхаю голосом замогильным.

- Нет, - стоит на своём скалой непоколебимой Сашок. - Пробуешь в депутаты пролезть, привыкай к обязательности. А если бы у тебя, к примеру, встреча с членом палаты лордов Великобритании на сегодня назначена была? Тоже назавтра перенёс бы?

- Сейчас вам легче станет, - утешает лечила и Алиске советует: - Кофе крепкий ему организуйте и завтрак лёгкий, без жиров и сладкого. Во избежание.

- Вначале душ! - головой протестующе мотаю.

- Можно и душ, - соглашается лечила.

Села со мной рядом на кровать Алиска, руку мою себе на плечи закинула, за торс обхватила и, подняв, что пёрышко, в ванную комнату потащила. Наша баба, русская, хрен бы какая заграничная со мной так валандалась.

Завела в ванную, под душ усадила, поинтересовалась ласково, сердобольно:

- Боренька, тебе какую водичку пустить - горячую или холодную? А может, тёпленькую сделать?

- Никаких тёпленьких, - бормочу. - Сам еле тёпленький... И ту и другую, но попеременно.

Искупала она меня что дитё малое, побрила аккуратненько, махровой простынёй вытерла насухо.

- Вот теперь, Боренька, ты у меня что огурчик свеженький выглядишь. Можно и по телевизору показывать, - говорит довольно и в гостиную ведёт.

А там уже Пупсик хлопочет, кофе наливает, сухарики поближе пододвигает.

Глянул я на него взглядом тяжёлым: что ж, мол, ты мне не помог? А он телепатически и отвечает: "Сами, Борис Макарович, запретили без вашего на то разрешения в вашу личную жизнь вторгаться".

Хотел я ему возразить: "Какая-такая личная жизнь, когда речь о здоровье моём пошатнувшемся идёт?" - но вовремя передумал. Пусть уж лучше лечила в таких случаях меня на ноги ставит, чем Пупсик опять в психику вторгаться начнёт. Аж передёрнуло всего, как "медовый месяц" с Алисочкой в памяти всплыл.