Все пули мимо

Первую неделю в хохляцкой губернии чёрт знает что творилось. Неразбериха полная с перестрелкой нешуточной. Но где-то на шестой-седьмой день обстановка чётко определилась: восток и центр «Хохляндии» после отстрела властных структур однозначно нашими стали. Мало того, у хохлов здесь праздник с гульбищами да попойкой грандиозной по поводу очередного воссоединения славянских народов самопроизвольно организовался. А вот запад — никак. В буквальном смысле региональная война началась. Застопорились под Львовом наши регулярные части и всё. Если на востоке «Хохляндии» против нас разве что крутой какой с автоматом наперевес в одиночку выходил, то здесь националисты всем скопом восстали, и танки с ракетными установками в ход пошли. Не хотят западенцы российской власти ни в какую. Хлебом не корми, а дай за нэньку Украину умереть.

В общем, ещё один очаг напряжённости в моей империи образовался. Но если с казацкой республикой мирное противостояние войск наблюдается, то тут кровушка рекой льётся.

Опять собрал через полторы недели Сашок оперативное совещание, полевого генерала, операцией на Украине командующего, в Москву вызвал.

Сидит Сашок во главе стола длинного, серый от недосыпа, осунувшийся, лишь глаза неестественно блестят.

— Вот, — папку пухлую на стол перед всеми бросает, — ноты протеста практически всех государств против нашей экспансии на Украине.

— Да плевать мы хотели на эти ноты! — режет напропалую своё мнение начальник штаба. — Никому никогда не удавалось навязать чужую волю Российской армии!

Такой взгляд на него Сашок бросил — думал, испепелит на месте. Нет, говорит спокойно, размеренно:

— Начни мы войну с мятежными казаками, ты был бы абсолютно прав. Украина же по другой статье проходит — у неё соглашение с НАТО было, а правительство, во Львове только что созданное, себя правопреемником предыдущего объявило. Так что в лучшем случае у нас неделя на погашение конфликта есть, иначе региональный конфликт грозит в общеевропейскую войну вылиться. А мы сейчас в такую авантюру встревать не готовы.

Здесь Сашок взгляд тяжёлый на командующего армией переводит и вопрошает:

— Справишься с такой задачей за неделю?

Поднимается медленно боевой генерал, китель одёргивает, взгляд Сашка таким же прямым взглядом встречает.

— Нет, — говорит твёрдо.

Тишина гробовая в кабинете падает, только слышно, как Сашок нервно карандашом по столу постукивает. Никому обоснований аргументированных не требуется — и так всё ясно.

— Значит, Западной Украиной придётся пожертвовать… — наконец изрекает Сашок устало, глаза в столешницу вперив. — Или у кого будут другие предложения?

Перевожу я растерянно взгляд с одного генерала на другого — молчат все, будто воды в рот набрав. «Неужели так и будет?» — думаю. Вот и дождался я своего первого поражения… И Пупсик здесь бессилен — пупок надорвёт, такое количество людей охмурить.

Но тут натыкаюсь взглядом на генерала войск ракетно-космических. Набычился генерал, желваки по скулам ходуном ходят, сигарета потухшая из одного угла рта в другой так и прыгает. По всем его делам знаю — не привык он кампании проигрывать, почему и в опале до Сашка постоянно был. И как увидел я реакцию генерала этого, так словно вспышка в мозгах у меня случилась, мыслью дикой сознание озарив.

— Зачем же жертвовать, — веско, слова растягивая, чтобы волнение скрыть, практически впервые на совещании голос подаю. — Есть радикальное решение этой проблемы. Ультиматум хохлам выдвинуть, что если в течение двух суток они не согласятся на безоговорочную капитуляцию, то мы будем вынуждены применить ядерное оружие. Мне помнится, здесь как-то прозвучало, что на подобную территорию одной ракеты с восемью боеголовками вполне хватит.

Тут я в упор на генерала ракетно-космического смотрю. И все на него, как по команде, взгляды переводят.

Каменеет враз генерал, потухшая сигарета во рту застывает. А Сашок, и без того от переутомления серый, последний еле заметный оттенок жизненный с лица теряет. Знаю, против он подобных методов, но «установку» Пупсика — мне не перечить — пересилить не может.

— Как ты считаешь? — голосом потусторонним к генералу ракетно-космическому обращается.

Жестом предельно собранным генерал сигарету потухшую в пепельницу кладёт, новую не торопясь закуривает, затягивается глубоко и лишь тогда углом рта рокочет басом, вместе с клубами дыма слова роняя:

— Я — за.

И выражение лица у него при этом столь зверским становится, что впору с него художнику какому Антихриста писать.

Такое у меня впечатление было, что я к себе на усадьбу из Кремля не в лимузине ехал, а на крыльях летел. Душа пела. Теперь, точно, сподобился своим решением в скрижали Истории попасть. И сам, сам ведь эту строчку золотыми буквами впишу, никто другой за меня рукой водить не будет! Только бы хохлы ультиматум не приняли…

И ведь не приняли-таки! Уже под вечер мне в особняк Сашок позвонил и доложил, что отверг Львов наш ультиматум. Небось, думают, что на такие радикальные меры мы не способны — кишка, мол, тонка. Ишь, размечтались!