— Нормально… — киваю довольно. — Мне нравится… А о чём мы с журналистами гутарить будем? — вопрошаю.
— Будешь на вопросы отвечать, — поясняет Сашок и рукой кудеснице знак делает — свободна, мол.
Мгновенно та из комнаты испаряется, впрочем, как любой фее по её статусу и положено.
— На какие такие вопросы? — интересуюсь конкретно.
— На один лишь вопрос ответишь, — разъясняет Сашок и тут же мне всё подробно растолковывает.
Брови у меня от изумления на лоб лезут.
— Ты уверен, что именно таким образом поступать надо? — спрашиваю ошарашено.
— Абсолютно.
— Круто начинаем, — хмыкаю я и головой качаю.
— Иначе нельзя. Только без ехидных улыбок, на полном серьёзе говори, — строго предупреждает Сашок.
Стираю я с морды своей ухмылку довольную, мину многозначительную строю, и мы идём на встречу с прессой.
Крыльцо высокое у особняка словно специально для таких случаев сделано. Внизу полукругом охрана стоит, толпу журналистов, человек сто, никак не меньше, сдерживает, а на ступеньках четверо «горилл» гарцуют, по сторонам зоркими соколами поглядывая и одновременно от возможного покушения меня телами загораживая.
Как только мы с Сашком на ступеньках появились, гам несусветный поднялся, и репортёры на крыльцо что на штурм попёрли. Но оцепление выдержало натиск, хоть вначале и дрогнуло было.
Сашок руку поднял, подождал, пока шум поутих, и говорит:
— Только один вопрос. У вас две минуты.
Пуще прежнего шум поднялся. Блики фотовспышек по глазам со всех сторон бьют, каждый корреспондентишка свой вопрос выкрикивает, в надежде, что именно на него соизволю ответ дать, сквозь оцепление микрофоны на штативах длинных, будто пики, ко мне тянутся… Короче, бедлам полный. Но, что поразительно, вопроса, который мне Сашок популярно осветил, я почему-то не слышу. И что же я должен делать? Впрочем, недолго думая, беру инициативу в свои руки и тоже, как Сашок, ладонь вверх поднимаю. Что по мановению волшебной палочки тишина устанавливается.
— На многие вопросы, сейчас прозвучавшие, вы и сами ответы знаете, настолько они просты и очевидны. Поэтому освещу только один, как мне показалось, наиболее интересный: каким образом будет обставлена передача полномочий бывшего президента новому президенту. Отвечаю: НИ-КА-КИМ. Не будет никаких торжеств, поскольку бывший президент два месяца назад уже сложил свои полномочия. Поэтому я завтра же в чисто деловом, рабочем порядке приму дела у исполняющего обязанности президента и тем самым сразу вступлю в должность.
Киваю всем — типа того, что спасибо за внимание, — разворачиваюсь круто и ухожу. Аудиенция, господа журналисты, окончена.
На крыльце опять такая буря поднимается, что голос Сашка сквозь галдёж невообразимый еле прорывается:
— Без комментариев… Без комментариев…
63
Поехали мы на следующий день «дела принимать». Целым кортежем — впереди машина с мигалкой, затем наш лимузин и две машины сопровождения сзади. На крейсерской скорости пол-Москвы до Кремля без всякой заминки проскочили — везде нам «зелёную улицу» обеспечили.
На душе настроение торжественное — как-никак во власть вступаю, — но в то же время и мандраж некоторый ощущается, наподобие того, когда с Сашком в первый раз на «разборку» ехал. Только мысли сейчас несколько другие — не имею ни малейшего представления, каким образом наш разговор с бывшим президентом сложится. Он мужик сверх меры честолюбивый, властный — а тут мало того, что по собственной глупости два года президентства потерял, так от меня вчера ещё оплеуху неслабую заполучил. Во, удар по самолюбию — как бы в ярость не впал…
Видит Сашок моё такое настроение, ладонь на руку мою кладёт и говорит успокаивающе:
— Говорить с «бывшим» я буду, а ты старайся помалкивать. Чем меньше слов скажешь, тем лучше получится.
А мне только того и надо. Грудь колесом выпячиваю, на морду респектабельность вешаю. Ничего, похожу с полгодика в зиц-президентах при Сашке, наблатыкаюсь потихоньку манерам эшелона высшего, а там и сам вожжи в руки возьму да буду кобылой державной править.
Въехали мы в Кремль, к парадному крыльцу резиденции президентской подкатили. В мгновение ока хмыри у машины нарисовываются, дверцы открывают, раскланиваются, улыбками слащавыми лучатся, а те, кто при погонах, ещё и честь отдают. Ну а как иначе — люди-то они холопские, на службе да при окладе, значит, надо новому хозяину свое рвение показать, чтобы куска пирога сладкого не лишиться.