Все пули мимо

Пообедали мы опять в номере, и я коньячку для храбрости принял — всё-таки представительная компания меня слушать будет. Тут и секретарь…надцатый за нами заявился. Пора, мол.

Ну мы и поехали.

За кулисами конференц-зала хмырь цээрушный представил нам своего переводчика и краткий инструктаж провёл.

— Сейчас, — говорит, — мы выйдем к трибуне, я вас конгрессменам представлю, и вы начнёте свою лекцию.

Сашок мне на ухо переводит и добавляет совсем уж тихо:

— Читай помедленнее. Это производит хорошее впечатление.

Киваю ему, а хмырю заявляю, что, мол, у меня свой переводчик есть и второго не нужно.

— Хорошо, — дипломатично соглашается со мной хмырь, но, тем не менее, на своём стоит: — А наш переводчик пусть для подстраховки будет.

Делать нечего, соглашаюсь и я с ним, и мы все вчетвером в конференц-зал выходим.

Как увидел я, каким образом меня конгрессмены слушать собрались, то в первое мгновение обомлел. А затем рассвирепел. Ощущение такое, будто мы не в конференц-зал вошли, а в ресторан завалили. Сидят конгрессмены за столиками, закусками и бутылками уставленными, на меня, что на клоуна, смотрят. И такое выражение сытого довольства у них в глазах, словно я им сейчас под гармошку частушки молотить буду.

Сашок, моё состояние заметивший, на ухо успокаивающе шепчет:

— У них так принято…

Но я и бровью не веду. Плевать мне, как у них принято! Я им свой «конферанц» устрою, век помнить будут!

— …Прошу вас, — заканчивает свою вводную речь…надцатый секретарь, ко мне поворачивается и рукой приглашающий жест в сторону трибуны делает.

Иду я ногами ватными к трибуне, кладу на неё листки с лекцией, берусь крепко за края и глазами, кровью налитыми, в зал вперяюсь.

Подождал, пока перезвон посуды стих, да все ко мне взоры обратили, и начал, как Сашок учил, размеренно и веско:

— Я приехал к вам прочитать лекцию о моём личном видении будущего экономического развития России. Однако по обстановке вижу, что меня здесь за шута горохового принимают, который, как в ресторане, вас шутками скабрезными веселить будет либо стриптиз покажет. Мне тут за кулисами попытались втолковать, что у вас так принято лекции слушать. Ну, это вы своего президента подобным образом встречайте. Ко мне же так относиться я не позволю! Похоже, и в мыслях здесь ни у кого нет, что, быть может, сейчас перед вами будущий президент России выступает. Я заставлю вас всех меня уважать. Поэтому моё сегодняшнее выступление мы сведём к паритету: я передаю распечатку своей лекции вашему представителю, он её переведёт, размножит и раздаст экземпляры всем, желающим ознакомиться. А я тем временем тоже за стол сяду водку жрать. Но в другом месте.

С этими словами вручаю листки лекции хмырю оторопевшему, разворачиваюсь и твёрдым шагом покидаю «конференц-ресторан». А по пути указания жёсткие Пупсику даю, что он с мозгами конгрессменов сделать должен. Мало того, чтобы ни один из них от чтения лекции не увильнул — пусть наизусть вызубрят и как молитву бубнят.

Догоняет меня на лестнице Сашок и режет словом резким, безжалостным:

— Всё, Борис, можешь на своей политической карьере жирный крест поставить.

— Ты в этом уверен? — глаз кошу на него насмешливо.

— Абсолютно.

— «Шура, не учите нас жить!» — ёрничаю откровенно. — Почитаешь утречком их газетки, тогда и поговорим. Ты ведь по-американски шпрехаешь?

Молчит Сашок, слова мои переваривает. Не первый раз ему со мной обмишуриваться — осторожным стал.

— Мало того, — продолжаю, — завтра у нас встреча с Блином Клиторном предстоит.

— С кем, с кем? — переспрашивает Сашок.

— Президентом их.

— Биллом Клейтоном, — поправляет меня он.

— Ты мне этот официоз брось! — морщусь пренебрежительно. — Все президенты американские постоянно у России что блин без масла в горле комом стояли. А что фамилия у него такая, так ты на его окружение погляди, практиканточек, что в Белом доме сидят! Так что ты меня дипломатии своей не учи, а лучше готовься назавтра с главным бабником Америки познакомиться.

А вот здесь уже Сашок не выдерживает. Смотрит на меня взглядом сострадательным, как на душевнобольного, по фазе только что сдвинувшегося, и говорит голосом мягким, успокаивающим:

— Завтра мы домой летим…

— Так то вечером, — объясняю популярно, — а утро на что?

Пожимает неопределённо плечами Сашок, кривится кисло.

— Ладно, утро вечера мудренее, — подвожу итог дискуссии. — Поехали водку пить, как конгрессменам обещал. Моё слово на сей счёт — кремень.

Вернулись мы в отель, и здесь я решил шутку ва-аще сверхоригинальную отчебучить. Раз конгрессменов на раут пригласить не удалось, то почему бы мне с цээрушниками, всю ночь меня «охмурявшими», в запой крутой не удариться? Не с Сашком же по-чёрному нажираться — нам вдвоём содержимое чемоданчика «атомного» не осилить. Зря, что ли, столько «горючего» уникального, тройной очистки, через полмира тащили?

Впрочем, три бутылки перцовки для встречи с президентом американским я оставил. Не с пустыми же руками к нему идти? Неудобно как-то получится… Не по-русски.