Все против попаданки (СИ)

Мне стало легче — может, из-за того, что отец Андрис перестал изображать преувеличенно доброго дедушку, а может, и потому, что немного прорвались эмоции — не мои, сообразила наконец я, у меня было то самое пресловутое раздвоение личности, два в одном, я и сестра Шанталь, вероятно, на меня повлияло присутствие священника и сильного мага так близко.

— Насчет чадолюбивого крова?

Я кивнула. Ну что же, отец Андрис проникся моей идеей — и не так уж важны причины почему или зачем. Даже если какие-то средства из этих кучек уплывут к нему в карман — переживу. Иметь священника в союзниках дорогого стоит, только вот следует хорошенько подумать, нет ли в этих словах, «дорогого стоит», подвоха и скрытого смысла?..

Сестра Шанталь удовлетворилась и спряталась. Я перевела дух. А она была, однако, эмоциональной, чувствительной личностью.

— Куда вы сейчас спрячете эти деньги, святой отец? — Слезы мои высохли, минутная слабость простительна, если она не имеет последствий. — Мне не понравилось, как смотрели на чашу насельницы. Мне их… жаль, — соврала я, — но я им не доверяю.

Отец Андрис вытянул левую руку и указал на один из камней. Я всмотрелась, мало что понимая. Камень как камень, светится не ярче других, ничем не выделяется.

— Никто не сможет открыть тайник, — пояснил он, — но и камни видит не каждый. Истинный Свет — особый дар. Помните свое испытание?

Я неуверенно пожала плечами.

— Не страшно, я тоже плохо помню свое, — засмеялся отец Андрис, — правда, с тех пор прошло столько лет, что я и сам не уверен, а не родился ли я монахом? Но вы должны помнить, как шли на Свет. Свет вывел вас, провел к алтарю. Миракулум, — напомнил он. — И я пока еще могу запечатать камни от всех посягательств.

Я закусила губу. Да, отче, я в этом не сомневаюсь. Есть одно «но» — от которого сложно предостеречься. Особенно сейчас, когда я уже спровоцировала насельниц, когда они увидели чашу с деньгами. Какая бы ни была сумма — не всегда и не везде убивали из-за нескольких сотен тысяч. Кому-то за роскошь были тысячи полторы.

Насельницы жестоки и закалены в постоянных драках. Они привыкли не чувствовать боль. И вряд ли их остановит то, что на пути к немыслимому богатству, которое они даже не смогут потратить, стоит священник. Для них он будет беспомощным стариком, с которым справиться совершенно не сложно. 

— Давайте поставим чашу на видное место, святой отче, — предложила я. — А деньги… притворимся, что они в моем кабинете. Я верю в ваш Миракулум, я не верю тем, кто уже прикинул, как с вами расправиться.

Мне показалось, что отец Андрис был готов услышать от сестры Шанталь что угодно, вплоть до признания в плотской любви, несмотря на разницу между нами лет в сорок. Но от моих слов он открыл рот, закрыл, снова открыл, почесал подбородок.

— Да-да-да… Не хотите ли вы сказать мне, сестра, что вы подвержены опасности меньше?

Я хочу сказать, что легко справлюсь с двумя агрессивными насельницами одновременно. Я хочу сказать, что смогу и ударить ножом, если будет угроза моей собственной жизни. Я хочу сказать, что работа судебного юриста временами бывает довольно рискованной и оглядываться по сторонам и не ходить по безлюдным местам — не всегда паранойя…

Но, конечно же, я не скажу этого, святой отец. Несколько лет меня учили, ломали, по сути, во мне то, от чего страдают почти все женщины мира. «Нельзя драться». «Нельзя причинять боль». «Терпи». «Не сопротивляйся». С самого детства — «будь беззащитной». С возраста чуть постарше — «у тебя должен быть защитник». Не должен и не будет, скорее всего, никогда, не лопай иллюзии словно плюшки, есть только ты и твоя жизнь — и твои страхи.

У меня были хорошие учителя, отче, два раза они проверяли, чему меня научили: год спустя и еще пару лет. Такие были условия договора, и мы остались довольны, заказчик и исполнитель.

В рукаве моем был один козырь, чтобы не открывать святому отцу то, что он все равно никогда не признал бы правдой.

— Брат Грегор считает, что кто-то из женщин — оборотница, — ровно сказала я. — Да, я мало верю его словам, да, я знаю, что мы, слуги Милосердной, не женщины и не мужчины, но все же это… — Это то, в чем я ни черта не понимаю, отче, а вы, по идее, должны понимать. — Такая тьма.

Отец Андрис покачал головой, выдвинул ящик стола, достал оттуда небольшие мешочки и принялся раскладывать в них деньги.