Все приключения мушкетеров

Жена Бонасиё также рассуждала; но, надо сказать, вовсе не о честолюбии; невольно мысли ее беспрестанно обращались к прекрасному молодому человеку, очень молодцеватому и, казалось, очень влюбленному. Вышедши 18-ти лет замуж за Бонасиё, она жила постоянно в кругу друзей своего мужа, мало способных возбуждать какое-нибудь чувство в женщине, которой сердце было более возвышенно чем обыкновенно бывает в этом звании, и потому она оставалась нечувствительною к пошлым любезностям. Но особенно в это время звание дворянина имело большое влияние на сословие мещан, а д’Артаньян был дворянин; кроме того он носил гвардейский мундир, который, после мушкетерского, больше всех нравился дамам. Он был, как мы сказали, красив, молод, смел, он говорил о любви, как человек, который любит и жаждет любви; а этого слишком достаточно, чтобы вскружить голову женщине 23-х лет, какою была в это время Бонасиё.

Хотя супруги не виделись восемь дней и в эту неделю с каждым из них случились важные происшествия, но они встретились с каким-то предубеждением; впрочем Бонасиё обнаружил истинную радость и встретил жену с открытыми объятиями.

Она подставила ему лоб.

– Поговорим немножко, сказала она.

– Как? спросил удивленный Бонасиё.

– Да, мне нужно поговорить с вами о весьма важном деле.

– Да и мне нужно сделать вам несколько довольно серьезных вопросов. Объясните мне пожалуйста сколько-нибудь историю вашего похищения.

– Теперь совсем не о том речь, сказала Бонасиё.

– А о чем же? о моем заключении?

– Я узнала о нем в тот же день; но как вы не были виноваты ни в чем, даже ни в какой интриге, и как ни вы, ни кто другой не знали, за что вы были арестованы, то я не придавала этому происшествию больше важности чем оно заслуживало.

– Вы об этом очень легко говорите, возразил Бонасиё, оскорбленный недостатком участия к себе жены; знаете ли, что я на сутки был заключен в Бастилию?

– Сутки прошли скоро, и потому не будем говорить о вашем заключении, а обратимся к тому, что привело меня сюда.

– Как? что привело вас ко мне! Разве это не желание увидеться с мужем, с которым вы были разлучены восемь дней? спросил торговец, задетый за живое.

– Во-первых, оно, а потом другое дело.

– Говорите!

– Дело величайшей важности, от которого, может быть, зависит наше будущее счастье.

– Наше счастье очень переменилось с тех пор, как я вас видел, и я не удивляюсь, если через несколько месяцев многие будут нам завидовать.

– Да, особенно если вы последуете наставлениям, которые я вам дам.

– Мне?

– Да, вам. Нужно сделать доброе и святое дело и в то же время выиграть много денег.

Бонасиё знала, что, говоря мужу о деньгах, она задевала его слабую струну.

Но человек, хотя бы это был торговец, поговорив десять минут с кардиналом Ришельё, делался совсем другим человеком.

– Выиграть много денег? сказал Бонасиё с легкой улыбкой.

– Да, много.

– А сколько, около?

– Может быть, тысячу пистолей.

– По этому дело, о котором вы хотите со мной говорить, очень важно?

– Да.

– Что же нужно сделать?

– Вы поедете тотчас; я дам вам бумагу, которую вы ни под каким предлогом не выпустите из рук и отдадите по адресу в собственные руки.

– А куда я поеду?

– В Лондон.

– Я, в Лондон! Да вы шутите; мне нечего делать в Лондоне.

– Но другим нужно чтобы вы туда ехали.

– Кто эти другие? Я предупреждаю вас, что я ничего больше не буду делать наобум и что я хочу знать, не только чем, но и для кого я рискую.

– Знатная особа посылает вас и знатная особа вас ожидает; вознаграждение превзойдет ваши желания; вот все что я могу вам обещать.

– Опять интрига! все интриги! Благодарю, теперь я им не верю, и кардинал вразумил меня насчет их.

– Кардинал! вскричала Бонасиё. – Вы видели кардинала?

– Он позвал меня, отвечал гордо торговец.

– И вы были так неблагоразумны, что пошли по его приглашению.

– Я должен сказать вам, что не от меня зависело пойти или не пойти, потому что меня вели два солдата. Правду сказать, что как я тогда не знал кардинала, то был бы очень рад, если бы мог отделаться от этого визита.

– Что же, он бранил вас, делал вам угрозы?

– Он протянул мне руку и назвал меня своим другом, – своим другом, слышите ли, сударыня? Я друг великого кардинала!

– Великого кардинала!

– Не откажете ли вы ему в этом прозвании?

– Я не отказываю ему ни в чем, но скажу вам, что благосклонность министра непрочна, и что нужно быть безумным, чтобы привязаться к министру. Есть власти выше его, которые не зависят от каприза человека или от исхода какого-нибудь происшествия; к этим-то властям нужно привязываться.

– Очень жаль, что я не знаю другой власти кроме власти великого человека, которому я имею честь служить.

– Вы служите кардиналу?

– Да, сударыня, и как слуга его, я не позволю, чтобы вы увлекли меня в заговор против безопасности государства, и чтобы вы служили интригам женщины, у которой не французское, а испанское сердце. К счастью, бдительный взор великого кардинала наблюдает за всем и проникает в глубину сердец.