Все приключения мушкетеров

– To есть, вы отказываетесь служить мне, – сказал кардинал с досадою, – но без неуважения; оставайтесь же свободным при прежних друзьях и врагах ваших. Я не сержусь на вас; но вы понимаете, что можно защищать и награждать своих друзей, а в отношении к врагам мы ничем не обязаны; но, при всем том, я вам дам совет: остерегайтесь, господин д’Артаньян, потому что с той минуты как я перестану охранять вас, я не дам ни одного обола за жизнь вашу.

– Постараюсь, – отвечал гасконец с благородною уверенностью.

– Вспомните впоследствии, и особенно в ту минуту, когда с вами случится какое-нибудь несчастье, – сказал Ришелье, – что я приглашал вас к себе и сделал все что мог, чтобы с вами не случилось этого несчастья.

– Что бы ни случилось, – сказал д’Артаньян, положа руку на грудь и кланяясь, – я буду вечно признателен вам за то, что сделали для меня в эту минуту.

– Так вы говорите, господин д’Артаньян, что мы увидимся после похода. Я буду следить за вами, потому что буду там, – сказал кардинал, – указывая д’Артаньяну на свое великолепное вооружение, и по возвращении мы сочтемся?

– Ах! Не будьте ко мне немилостивы! – вскричал д’Артаньян. – Останьтесь нейтральным, если вы увидите, что я буду поступать как прилично честному человеку.

– Молодой человек, – сказал Ришелье, – если я найду возможным сказать вам еще когда-нибудь то, что сказал сегодня, то обещаю вам это.

Угрозы не смутили бы д’Артаньяна так, как эти последние слова Ришелье, потому что их следовало принять за предсказание опасности. Кардинал хотел ими предохранить его от какого-нибудь угрожавшего ему несчастья. Он хотел отвечать, но кардинал простился с ним повелительным жестом.

Д’Артаньян вышел; но за дверью он едва не передумал и хотел воротиться.

Но он вообразил себе строгое и важное лицо Атоса; если бы он согласился на предложение кардинала, Атос не подал бы ему руки, Атос отказался бы от него.

Только этот страх и удержал его: до такой степени сильно влияние великого характера на все окружающее его.

Д’Артаньян спустился с лестницы и встретил у ворот Атоса и четырех мушкетеров, ожидавших с беспокойством его возвращения. Д’Артаньян успокоил их одним словом, а Планше побежал предупредить другие посты, что уже не нужно было больше караулить, и что господин его вышел из дворца кардинала цел и невредим.

Придя к Атосу, Арамис и Портос спрашивали о причинах этого странного свидания; но д’Артаньян сказал им только, что Ришелье призывал его за тем, чтобы предложить ему поступить в его гвардию с чином прапорщика, и что он отказался.

– И хорошо сделали, – сказали в один голос Портос и Арамис.

Атос впал в глубокую задумчивость и не сказал ни слова. Но когда они остались вдвоем, он сказал:

– Вы поступили, так как следовало, д’Артаньян, но, может быть, вы и худо сделали.

Д’Артаньян вздохнул, потому что эти слова согласовались с тайным голосом сердца его, предсказывавшим ему, что его ожидают большие несчастья.

Следующий день прошел в приготовлениях к отъезду, д’Артаньян пошел проститься с де Тревилем.

Все думали, что гвардия расстанется с мушкетерами только на короткое время, потому что король в этот самый день присутствовал в парламенте, и предполагал по этому только случаю ехать на другой день, Де Тревиль спросил д’Артаньяна, не нужно ли ему чего, но д’Артаньян отвечал с гордостью, что у него есть все нужное.

Ночью собрались все товарищи из роты гвардейцев Дезессара и мушкетеры де Тревиля, которые были в дружбе. Они расставались в надежде увидеться тогда, когда будет угодно Богу. Ночь была самая шумная, как только можно себе представить, потому что в подобных случаях грустное настроение духа побеждается только крайнею веселостью.

На другой день, при первом звуке труб, друзья расстались; мушкетеры побежали в отель де Тревиля, гвардейцы к Дезессару. Каждый из капитанов повел свою роту в Лувр, где король делал смотр.

Король был печален и как будто болен, что немного смягчало его гордый вид. Действительно, накануне в парламенте сделалась с ним лихорадка. Но он все-таки решился выехать в тот же вечер, и, несмотря на предостережения врачей, хотел сделать осмотр, надеясь этим усилием победить начинавшую развиваться болезнь.

После смотра одни гвардейцы отправились в дорогу, мушкетеры же должны были сопровождать короля, почему Портос в великолепной обмундировке своей мог еще сходить на Медвежью улицу.

Прокурорша видела его в новом мундире, на прекрасной лошади. Она так любила Портоса, что не могла пропустить случая повидаться с ним; она сделала ему знак, чтобы он зашел к ней. Портос был великолепен; шпоры его гремели, латы блестели, шпага ударяла его по ногам. В этот раз писаря не расположены были смеяться: Портос казался им страшным.

Мушкетер зашел к господину Кокнару, которого маленькие серые глаза заблестели от досады при виде двоюродного брата в таком блестящем костюме. Только одно утешало его: все говорили, что поход будет трудный, и он надеялся, что Портос будет убит.