Все приключения мушкетеров

– Это не существенно ни для вас, ни для Французского королевства. Всякий, у кого есть законный отец, является сыном своего отца, гласит французский закон.

– Это верно. Но это все же существенно в вопросе о чистоте крови.

– Второстепенный вопрос. Значит, вы ничего особенного не слышали?

– Ничего.

– Вот тут-то и начинается моя тайна.

– А!

– Вместо того чтобы родить одного, королева родила двух сыновей.

Фуке поднял голову.

– И второй умер? – спросил он.

– Сейчас узнаете. Этим близнецам подобало бы стать гордостью матери и надеждой Франции. Но слабость короля и его суеверия внушили ему опасение, как бы между его сыновьями, имеющими равные права на престол, не возникла распря, и от одного из них он избавился.

– Вы говорите, избавился?

– Подождите… Оба брата выросли: один на троне, и вы министр его; другой во мраке и одиночестве…

– И этот?..

– Мой друг.

– Боже мой! Что я слышу? Что же делает этот обездоленный принц?

– Лучше спросите меня, что он делал.

– Да, да.

– Он был воспитан в деревне; потом его заключили в крепость, которая зовется Бастилией.

– Возможно ли! – воскликнул суперинтендант, сложив руки.

– Один – счастливейший из смертных, второй – несчастнейший из несчастных..

– А мать его не знает об этом?

– Анна Австрийская знает решительно все.

– А король?

– Король ничего не знает.

– Тем лучше, – кивнул Фуке.

Это восклицание, казалось, произвело сильное впечатление на Арамиса. Он посмотрел с беспокойством на своего собеседника.

– Простите, я вас перебил, – сказал Фуке.

– Итак, я говорил, – продолжал Арамис, – что бедный принц был несчастнейшим из людей, когда бог, пекущийся о всех своих чадах, решил оказать ему помощь.

– Но как же?

– Сейчас вы увидите… Царствующий король… Я говорю «царствующий»; вы догадываетесь, надеюсь, почему я так говорю?

– Нет… Почему?

– Потому что обоим по праву рождения подобало быть королями. Вы придерживаетесь такого же мнения?

– Да.

– Решительно?

– Решительно. Близнецы – это един в двух лицах.

– Мне приятно, что такой опытный и знающий законник, как вы, дает разъяснение этого рода. Значит, для нас установлено, что оба близнеца имели одинаковые права?

– Установлено… Но боже мой, что за загадки!

– Бог пожелал послать тому, кто унижен, мстителя или, если хотите, поддержку. И случилось, что царствующий король, узурпатор… Вы согласны со мной, не так ли, что спокойное и эгоистичное пользование наследством, на которое в лучшем случае имеешь половинное право, – называется узурпацией?

– Да, узурпация. Ваше определение вполне точно.

– Итак, я продолжаю. Бог пожелал, чтобы у узурпатора был первым министром человек с большим талантом и великим сердцем и, сверх того, с великим умом.

– Это хорошо, хорошо! Я понимаю: вы рассчитывали на меня, чтобы помочь вам исправить зло, причиненное несчастному брату Людовика Четырнадцатого. Ваш расчет был правилен, я помогу. Благодарю вас, д’Эрбле, благодарю!

– Нет, совсем не то. Вы мне не даете закончить, – бесстрастно сказал Арамис.

– Я молчу.

– Царствующий король возненавидел господина Фуке, своего первого министра, и ненависть эта, подогретая интригой и клеветой, к которой прислушивался монарх, стала угрожать состоянию, свободе и, может быть, даже жизни господина Фуке. Но бог послал господину Фуке, опять же для спасения принесенного в жертву принца, верного друга, который знал государственную тайну и чувствовал себя в силах раскрыть эту тайну после того, как имел силу хранить ее двадцать лет в своем сердце.

– Не продолжайте, – вскричал Фуке, охваченный благородными мыслями, – я понимаю вас, и я все угадываю. Вы пошли к королю, когда до вас дошла весть о моем аресте; вы просили его обо мне, но он не захотел вас выслушать; тогда вы пригрозили ему раскрытием тайны, и Людовик Четырнадцатый в ужасе согласился на то, в чем прежде отказывал вам. Я понимаю, понимаю! Вы держите короля в руках. Я понимаю!

– Ничего вы не понимаете, – отвечал Арамис, – и вы снова прервали меня, друг мой. И затем, позвольте мне указать вам на то, что вы пренебрегаете логикой, а кое-что и недостаточно хорошо помните.

– Как так?

– Помните ли вы, на что я настойчиво упирал в начале нашего разговора?

– Да, на ненависть ко мне его величества короля, на неодолимую ненависть. Но какая ненависть устоит перед угрозой подобного разоблачения?

– Подобного разоблачения! Вот тут-то вам и недостает логики. Как! Неужели вы допускаете, что, раскрыв королю подобную тайну, я все еще был бы жив?

– Но вы были у короля не более как десять минут назад.

– Пусть так! Пусть он не успел бы распорядиться убить меня, но у него хватило бы времени приказать заткнуть мне глотку и бросить навеки в тюрьму. Рассуждайте же здраво, черт возьми!

И по этим мушкетерским словам, по этой несдержанности человека, который никогда не позволял себе забываться, Фуке понял, до какого возбуждения дошел спокойный и непроницаемый ваннский епископ. И, поняв, он содрогнулся.